Лев Давыдычев - Жизнь Ивана Семёнова, второклассника и второгодника (сборник)

НО ПЕРЕД НАЧАЛОМ СЛЕДУЮЩЕГО НОМЕРА АВТОР НЕНАДОЛГО ПРОСИТ СЛОВА

Вот мы и движемся потихоньку вперед.

Стопка бумаги (исписанной) слева от меня растет.

А стопка чистой бумаги справа – тает.

Уже вторая осень за окном, с тех пор как я сел писать эту повесть.

А закончу я ее зимой, не раньше.

А надо вам сказать (может быть, вы этого не знаете), что рукопись книги все равно что родной ребенок. Иногда его (то есть ее) хочется или приласкать, или отшлепать, или похвалить, или в угол поставить (точнее говоря, положить).

Каждый родитель мечтает, чтобы его ребенок вырос хорошим, добрым, полезным людям, верным.

Но как иногда дети бывают плохими, так и с книгами это случается.

И как родителей вызывают в школу, когда их дети ведут себя неважно, так и нас, авторов, призывают к ответу.

Мне кажется, что нам с вами надо потолковать о том, почему я стараюсь писать весело.

Думаю, что вы меня поймете. Я очень хорошо помню, как я сам был маленьким. До того помню, что понимаю вас даже тогда, когда вы творите глупости.

А если я пишу смешные книжки, то это вовсе не значит, что меня с утра до вечера распирает смех.

Тем более это не значит, что от всех вас я всегда в восторге и не понимаю, что иногда из-за вас не смеяться, а плакать надо.

И все-таки я посмеиваюсь над своими героями и не ставлю их в угол.

Почему?

Основная ваша ошибка заключается в том, что вы совершенно напрасно думаете, что взрослые вас не понимают.

Будто они оттого запрещают вам кое-что выделывать, что до них, до взрослых, не доходит прелесть этого кое-чего.

Например, если вам не дают бегать до двенадцати часов ночи, то лишь потому, что не представляют, как это здорово.

Да не так все это, не так!

Уж если вы решили, что взрослые не всегда вас понимают, то что делать взрослым, если вы их редко понимаете?

Вам надоело слушать, как вас учат, а взрослым учить вас надоедает.

Отсюда и неприятности.

И вам плохо.

И взрослым не лучше.

Вот из-за этого я и решил схитрить, когда понял, что моя судьба – писать книжки для детей.

Никуда мне от этого не спрятаться.

Если я буду вас учить уму-разуму, втолковывать вам, что дважды два – четыре, ничего из этого может и не получиться. Зевнете, отложите мою книжку в сторону и что-нибудь про шпионов читать будете (или бегать убежите).

Вот я и решил стать юмористическим писателем. А это значит: научился я быть веселым, как бы грустно мне ни было.

Ведь каждой книжке хочется стать для вас умным другом.

А веселый друг – он еще обязательно и добр, и терпелив. Учит он незаметно.

Так и смешная книжка: смех-то смехом, а за ним все – серьезно.

Но заметит это только неглупый человек. На него я и рассчитываю.

Недаром говорят: смех – дело очень серьезное.

А теперь…

Продолжаем нашу программу!

Из цирка Головешка вышел расстроенным. Не радовало даже приглашение прийти на открытие шапито.

Особенно расстроила мальчишку наездница Эмма, которую он сначала обозвал куколкой.

Посмотрел на нее, и стало ему завидно.

«На лошади скачет, видите ли! – рассуждал Головешка сам с собой. – А мне всю жизнь только в трамваи вскакивать, да? Прыг-скок? Скок-прыг – всю жизнь? Да если бы меня учили, да лошадь бы дали, да от школы освободили, да кормили бы… да я бы тогда…»

И, еще более раздосадованный, он решил с кем-нибудь подраться, чтобы успокоиться. Он всегда дрался, когда у него было плохое настроение. Надает кому-нибудь – и сразу успокоится, будто доброе дело сделает.

Конечно, возникает вопрос: если он нападает на человека, значит, он, Головешка, смелый?

Значит, не боится?

Не смелый, а наглый.

И не боится потому, что наглецам редко дают сдачи. Причем чем наглее наглец, тем меньше у него опасения получить сдачу. Поэтому Головешка, как правило, выбирал жертву длиннее себя. И чем длиннее жертва, тем быстрее она улепетывала.

Да почему же?

Да потому, что многие уверены: если на тебя нападают, значит, сильнее тебя.

И с такими не связываются. Улепетывают.

Этому приему Головешку научили жулики. Так и сказали:

«Сам убежать всегда успеешь. Сначала попробуй, чтоб от тебя убежали. Силы нет – бери нахальством. Нахальства нет – трудной жизнью жить будешь».

Раз попробовал Головешка – получи-лось.

Два – получилось.

Три.

Четыре.

Пя… – и не получилось. Головешка сам получил. (Если вы помните, это был случай с Виктором Мокроусовым, когда он учился побеждать.)

На некоторое время Головешка приутих.