Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

- Опять ты яичко передержала, - благодушно ворчал он. - Сколько раз тебе говорено - держать четыре минуты, не более. Зачем я только часики дарил тебе? Живешь, как курица, по солнцу время считаешь…

- Дай-ка я тебе другое сварю. - Она вскочила из-за стола и заторопилась к печке, радуясь придирчивости и насмешливости - благодушному его настроению. - Всего и делов!..

После завтрака старики продолжали сидеть за столом.

- Не покурить ли нам с тобой, Федосья?

- Думала выбросить, да как чуяла: захочешь курить! - Старуха достала из настенного шкафчика, где хранились лекарства, пачку с сигаретами.- Кури, кури, я тебе и муштучок поищу сейчас.

Георгий Иванович пускал дымок из-под усов. Федосья закладывала в нос нюхательный табачок, коротко всчихивала и, прослезившись, смотрела на мужа, в запавший его рот, следила за дымком, который стелился по его сивым, прокуренным усам, по небритой щетине щек - каждая волосина на них в особицу.

Старик не отгонял дымок, наслаждаясь терпким духом, и разглагольствовал. Она привычно внимала его наставительным речам, как делала это все сорок пять лет совместно прожитой жизни, чувствуя его умственное превосходство и в то же время житейскую беспомощность. Как бы он прожил без нее, думала она, без ее расторопности и крестьянской сметки в делах?

Она все еще благоговела перед ним, как и в тот далекий весенний вечер, когда он, молоденький, стройный, с голубыми девичьими глазами, весь затянутый в студенческий мундир, пригласил ее, простую деревенскую девушку, на танцы, которые происходили в доме у священника.

Отец его, известный в округе фельдшер, был человек просвещенный, и женитьбе их не препятствовал. Она родила ему пятерых детей, где-то росли уже внуки, слетавшиеся к ним на лето, чтобы пожить в саду, ночевать в шалаше под яблонями.

Располнела, огрузла когда-то застенчивая, крепко сбитая девушка, но все так же удивленно, словно бы не веря своему счастью (что-то нашел он в ней, неровне себе?), смотрела Федосья на старого, усохшего, но не утерявшего строгой выправки мужа, полная к нему участия и грубоватой нежности.

Покурив, Георгий Иванович сказал:

- А не заняться ли нам, Фенечка, с тобой делами? А то, глядишь, помру, как ты одна без меня распорядишься?

Федосья замахала на него руками, однако он так посмотрел на нее поверх очков, что она тут же примолкла и бросилась доставать чемоданы, как он и велел.

Занимались делами обстоятельно, не торопясь, Федосья сидела на чурбачке перед открытым чемоданом и, глядя снизу вверх, выслушивала его указания.

- Этот костюм ношен немного, пускай Василий заберет. Выпустишь, будет в самый раз.

- Васеньке, - кивнула Федосья, как бы затверживая то, что надо запомнить. - Материал-то, помнишь, вместе покупали, а костюм тебе шил Архип из Подруничей. Денег еще брать не хотел: детка, мол, в ученье у тебя, как же деньги брать? Помер, царство ему небесное, всю ниточку свою измотал. Все, бывало, говорю ему: куда ты, Архип, торопишься, шьешь быстро, нитку свою измотаешь, помрешь скоро…

- А мы, глядишь, не торопились и до сих пор тянем, - усмехнулся Георгий Иванович.- Ну, а это что? Картуз? Ну, теперь таких не носят, можно и на огород повесить, отменное будет пугало. Или отдай Пивикову, он ему для самодеятельности сгодится.

- Ладно уж, Пивикову твоему! - Старуха сердито спрятала картуз. - Который месяц лежишь, хоть бы разок зашел, бессовестный!

- Все же картуз отдай ему, пускай поминает старого директора. А это что за комбайн?

Георгий Иванович взял у жены мраморный чернильный прибор - подарок учителей, сообща купленный ему к шестидесятилетию и не поставленный на стол только потому, что точно такой же был ему подарен к пятидесятилетию.

- Башню эту, я думаю, ему же, Пивикову, отдашь, пускай в учительской поставит.

- Да куда же? Тут ведь написано!

- Вот и будет памятка от меня. Посмотрит и вспомнит, кто школу зачинал. Кое-что и мы, значит, сделали на ниве просвещения.

По улице проходил молодой человек - одет легко, не по-зимнему, под мышкой портфельчик. Старый учитель посмотрел в окно и поцокал языком.

- Эка важна птица! Кожанка, как у начальника. Видать, метит в район удрать.

- Это кто - Куцевалов? А чего ему здесь делать, там семья у него. Торопится А не подумает зайти сюда, почет тебе оказать.

- Бог с ним. Какие у него со мной дела-то…

Федосья вздохнула и положила перед мужем связку общих тетрадей, перевязанную тесемкой.

- А эту папочку кому же? - спросила она.