Самуил Полетаев - Антон и Зяблик

Хорошо бы вот так и ему - пожить вольной жизнью. Чтоб ни отца, ни матери над тобой и чтобы сам по себе - хоть немножко!

Волик впрыгнул в телегу, уткнулся лицом вниз и стал думать об индейцах и ковбоях, о жизни в прериях, о скачках на конях и стремительных схватках… Он смотрел сквозь щели в телеге, на дорогу - она бесконечной лентой разматывалась из-под колес, и по ней, растягиваясь в строчки, уносились кучки навоза и соломы, а с краю стремглав пролетали пыльные листья подорожника и метелки полыни. Полынь и подорожник уже начинали казаться скачущими всадниками, хотелось, чтобы это быстрое движение было всегда…

- Тпрру! - закричал Еремей. - Стой, туды тебя, тпрру!

Навстречу мчал мотоцикл, и конь, еще издали увидев его, шарахнулся в сторону. Водитель притормозил.

- Петька, ты, что ли? - удивился Еремей. - А я гостей тебе везу!

Антон слез с телега и, расправив руки для объятия, пошел к мотоциклисту.

- Откуда вас принесло?

Петька соскочил с мотоцикла, обхватил Антона и долго мял его, а потом сгреб с телеги Волика, поставил на ноги и стал осматривать со всех сторон.

- Хорош! Худой вот только, но ничего - быстро поправим!

- Ты куда же на своей ракете?

- На дежурство, в больницу…

- Отец-то жив, здоров? Мать дома? Ну, приезжай скорей.

Петька постоял в нерешительности, почесал висок и махнул рукой:

- Ну, дед, дуй себе домой, а мы своим ходом. Успею обернуться… Садитесь!

Антон уселся на багажник, Волик пристроился впереди, у самого руля.

- Держись!

Мотоцикл задрожал, рванулся с места. Волик вцепился в руль и спиной уперся в Петькину грудь. Дорога стремительно и мягко полетела под колеса, замелькали придорожные кусты, борщовник, конский щавель. Волик обернулся, прижав рукой беретку.

- Дядь Пе-е-еть! - кричал он, стараясь перекричать треск мотора.

- А-а-а? - Петька подставил ухо. - Что ска-а-ажешь?

- Вы Веньку знаете?

- Кого, кого?

- Веньку, что с дедом табун пасет…

- Веньку? На что он тебе?

- А конь у вас есть?

- Ты о чем это?

- Конь, говорю, есть у вас?

- На кой он мне? У меня машина лучше коня. А тебе зачем?

- Мне верхом бы покататься… Можно?

- Организуем.

- Поучите?

Петька кивнул.

- Точно?

- Точно!

- А трудно?

- Верхом? Ерунда! Разок-другой треснешься - во будешь ездить!

- А Венька, откуда он?

- Венька-то? Да он рядом живет. Знаешь ты его, что ли?

- Да нет, так я…

- Он дома редко сейчас, с табуном все больше...

- А табун, он где, далеко?

- Далеко. Отсюда не видать… А ну, держись - скорость даю!

Быстро и угрожающе, как в кинофильме, надвигалась деревня. Мотоцикл обогнул сарай, лужа выплеснулась из-под колес, разбросав кричащих гусей. Теперь он мчал длинной деревенской улицей, мимо школы, водокачки, мимо сельпо и длинных ферм.. .

Волик бесстрашно оглядывался на собак, с лаем мчавшихся за мотоциклом, на баб с коромыслами и малышей, испуганно глазевших вслед, и знал теперь, уже твердо знал, что едут они не к чужим, а к своим. Сын и отец переглядывались, чувствуя радостное согласие. Кто знает, отчего оно шло. Может, от коренастого Петьки, излучавшего доброту и на отца и на сына и тем объединявшего их. А может, от сумасшедшей езды, сжимавшей их сердца одной опасностью.

Грустно и весело было мчаться мимо родных изб и низких погребов, заросших зелеными шапками мха, мимо пестрых садов, отягощенных урожаем позднего зрелого лета…

В избе полно людей. Сидят на скамейках, расставленных по стенам, лузгают семечки и ведут неторопливый разговор. На полатях возле печки лежит Егорка Нестеров, мальчишка лет двенадцати. Он держит у самого пола раскрытую книжку и читает, шевеля губами, безучастный к разговору, но все же изредка отрывается, прислушиваясь к взрослым.

- О чем разговор? - спрашивает щуплый старик на деревянном протезе, с мятой бородкой и злыми, колючими глазками.

Это Кондрат, Егоркин дед, он сидит на кругляше у самых дверей, опираясь на палку, и тянет тугое ухо свое к беседе.

- Известно о чем, о Василии. К прокурору в район вызвали…

- Это за что же?

- Молоко сдает без жирности.

- А кто ее замерял, жирность, в молоке-то? - Старик оглядывает сидящих в избе, каждого в отдельности.

Все замолкают.

- К примеру, вот ты, - указывает он на женщину, сидящую за столом. - Сдаешь ты молоко, знаешь, сколько в ем жирности?

Женщина молчит, растерянно улыбаясь.