Ларс Кристенсен - Герман

Герман не отвечал.

– Может, что-то стряслось в школе? А может, приснилось тебе что?

Герман уставился в пол, на глаза давили две полноводные реки. В тишине было слышно, как в Атлантическом океане угорь скользнул в другую сторону.

Мама протянула к нему руку – почти прозрачную.

– Герман, если тебя что-то тревожит, скажи.

Он поднял голову, но посмотрел мимо доктора в окно.

– Я не хочу залезать на башенный кран.

Мама взглянула на папу, у папы дрожали губы.

– Но… ты не обязан никуда лезть… Не хочешь – не надо. Я все понимаю… Просто я думал…

Дальше говорить он не мог и уронил голову чуть не на колени. Герман боялся даже скосить глаза в его сторону. Доктор достал пачку бумаги. Мама ерзала на самом краешке стула.

– И ничего нельзя сделать?

– Нет. Это вопрос времени, только оно вылечит. И не верьте рекламе в журналах, это чистое жульничество. Маски и бальзамы принесут скорее вред, чем пользу.

– Но как быстро он?.. – мама прикусила язык и бросила взгляд на Германа.

– Может облысеть? Повторяю, мы мало что знаем об этой болезни. Бывает, что волосы потом вырастают снова. Но я не могу и не хочу ничего обещать. Единственное, что я могу предложить – это парик, когда придет время.

– Где цветок? – вдруг спросил Герман.

Доктор проворно обернулся к окну, и под распухшим носом нарисовалась кривая улыбка.

– Завял, – ответил он.

На выходе из кабинета Герману вернули шапку, он натянул ее поглубже и пристально посмотрел на медсестру.

– Хорошо ли вам спалось сегодня?

Потрясенная медсестра чихнула аж четыре раза подряд.

– Вы должны мне шоколадку, – напомнил Герман, выходя.

На улице Герман чуть было не прошел под лестницей-стремянкой, но мама вовремя схватила его. Они все трое задрали головы посмотреть, что происходит. Оказалось, старик, похожий на трубочиста, меняет название фильма на фасаде кинотеатра. От «Зорро» осталось только «о». Сковырнув и его тоже, старик достал ящик с буквами помельче, потому что в новом названии их должно уместиться гораздо больше. «Собор Парижской Богоматери» – вот что получилось под конец. Буквы от «Зорро» валялись на земле вперемешку: розор, оррзо, зорор. Старик слез с лестницы и сложил их в ящик.

– А где же новый «Зорро»? – полюбопытствовал папа.

– Как видите, на афише значится «Собор Парижской Богоматери». С Чарльзом Лоутоном. До восемнадцати лет вход воспрещен.

– Но ведь обещали продолжение «Зорро»?

– Сожалею. Копия фильма пропала при ограблении почты в Нью-Мехико.

Старик взял ящик и направился к входу в кинотеатр, но папа остановил его.

– А… чем все кончилось-то?

– Они сбежали с миллионом долларов. Убиты трое полицейских и ранены четверо посетителей.

– Я про «Зорро».

– Хм. Точно не знаю. Но даму он наверняка заполучил. Обыкновенно бывает так.

Дверь за стариком захлопнулась, папа повернулся к Герману и в замешательстве пожал плечами. Они еще постояли так, силясь что-то сказать друг другу и не находя слов, как если бы все звуки во рту тоже перемешались и стали непонятными словами на чужом языке.

Наконец папе удалось составить связную фразу на норвежском.

– Мой трамвай! – крикнул он. Рванул к остановке, ухватился за поручень и запрыгнул на подножку. Махнул им три раза и скрылся из виду.

Герман с мамой двинулись вверх по улице. Она снова поймала его перед лестницей.

– Это к несчастью – пройти под лестницей, – пробормотала она быстро.

– Несчастье уже случилось, – ответил Герман и с такой силой поддел снег ногой, что проскреб ботинком по асфальту.

– Не надо так говорить, – попросила мама и крепко сжала его руку. – Угадай, что у нас сегодня на обед?

Герман вырвал руку и сунул ее в карман.

– Пфф… Конечно, котлеты в соусе с противными комками.

Сил спорить у мамы, похоже, не осталось. Они шли молча на расстоянии, и каждый торил в снегу свой след.

– Парик я не хочу, – тихо произнес Герман.

Мама опять подошла ближе.

– Пока неизвестно, понадобится ли он. Доктор сказал, что точно ничего не известно.

– Парики носят только девчонки. Я не девочка.

И тут на лестнице на углу он заметил Руби. На голове у нее были желтые теплые наушники, и рыжая копна от этого стояла торчком, как огромная гроздь. Она наблюдала за ним, держа руку на весу. Видно, прикидывала, помахать ему или нет.

Герман отвернулся, расправил плечи и решительно направился к Габельсгатен. Мама догоняла его чуть не вприпрыжку.

– Это не Руби была? – спросила она.