Ларс Кристенсен - Герман

– Что у него было на голове?

– Роскошный парик! В те времена носить парик разрешалось только фараонам. Потому что ношение парика считалось привилегией.

Дедушка согнул палец и поманил Германа поближе.

– Только, чур, никому не рассказывай: Вальдемар взял парик и ходил в нем до самой смерти.

Дедушка съел половинку котлетки и задремал, Герману пришлось подергать его снова.

– А ты что делал?

Дедушка недоуменно повел глазами по сторонам.

– Я? Я пиво пил.

На подушке снова затишье. Опять теребить дедушку Герман не решился, он сидел и ждал. Около кровати катались колбаски пыли, ходики в углу тикали в такт неслышной мелодии.

Дедушка приподнялся на локтях и в упор посмотрел на Германа.

– Красивая у тебя шапка.

– Ты пил пиво?

– Понимаешь, я прочитал в каком-то иностранном журнале, что пиво помогает росту волос. Но бабушка мне пить особо не давала. Ты помнишь бабушку, Герман?

– Она умерла до моего рождения.

– Жалко. Потому что она вообще-то была очень хорошая. Но по части пива строгая. Знаешь, что она мне говорила? Я не хочу стать женой евнуха! – дедушка рассмеялся и снова откинулся на подушку.

Ангел прополз вверх по ножке кровати и растаял в воздухе.

– Завести тебе часы? – спросил Герман, ответа не получил и все-таки пошел в угол, открыл узкую дверцу и потянул за цепочку с грузиком. Она противно заскрипела, дедушка очнулся и приподнялся в кровати.

– Спасибо, Герман, а то оно слишком медленно идет.

– По-моему, слишком быстро, – отозвался Герман.

– Ну да, на поверку это одно и то же оказывается.

Домой Герман пошел не сразу. Сначала он остановился под окнами Бутыли, но за опущенными шторами не угадывалось никаких признаков жизни. Поколебавшись, Герман зашел в подъезд и отыскал нужную дверь. На табличке значилось совсем другое имя: Йоран Францен. Не сразу, но все же Герман решился и нажал на звонок. Дверь никто не открыл. Он позвонил снова, и тогда издалека донесся тихий дрожащий голос:

– Кто там?

Герман нагнулся и сказал в замочную скважину:

– Это Герман. Малой.

– Захаживай, Малой.

Дверь оказалась не заперта, прямо как у дедушки, и Герман вошел в квартиру. Во всех комнатах было темно и пахло трехдневной едой, а сам Бутыля сидел, откинувшись на спинку кресла, в дальнем углу комнаты. Повсюду валялись пустые бутылки, на полу что-то телепалось, но что, Герман не мог разглядеть. Бутыля неожиданно включил лампу, но тут же закрыл глаза рукой и теперь смотрел на Германа сквозь пальцы.

– Рождественское пиво привезли?

– Пока нет.

Герман наконец разобрал, что там ползает по полу. Черепаха.

– Не бойся. Это Время. Стоять! – завопил Бутыля, но черепаха продолжала свой путь и уползла под комод.

Бутыля вздохнул и осушил еще одну бутылку. Угол за его спиной был плотно затянут паутиной. Она натянулась как страховочная сетка в цирке, но Бутылю не уберегла, его сальто-мортале кончилось падением задолго до появления страховки.

Герман подошел ближе и внимательно рассмотрел голову Бутыли. Волосы теснились на ней, густые, как щетка, и крепкие, как шпагат.

– Ты пьешь много пива, – сказал Герман.

Бутыля серьезно кивнул:

– Иду на мировую рекорду. Если с пивом перебоев не случившись.

Он открыл новую бутылку и выдул ее залпом. Герману показалось, что волосы Бутыли немедленно прибавили в длине. Черепаха на миг высунула голову и тотчас спрятала ее. Бутыля смачно рыгнул.

– Со мной снежная слепота, – сказал он. – Не могу зимой на улицу посещать.

– Давай я тебе за пивом сбегаю, – быстро предложил Герман.

Бутыля широко улыбнулся беззубым ртом.

– Ай да Малой, ай да молодца! Уделаем мировую рекорду! Не забудь салату. Время кормить.

Герман получил денег две бумажки и припустил в магазин Якобсена-младшего.

Магазин уже закрывался, мама ушла домой, а Якобсен-младший снял кассу и пересчитывал деньги пальцами в зеленых напальчниках.

Герман положил деньги на прилавок.

– Салат и пиво, я спешу, – сказал он.

Якобсен-младший посмотрел на него подозрительно и для начала расставил по порядку авторучки в кармане. Потом сказал:

– Для кого?

– Для Бутыли, и очень срочно. Он идет на мировой рекорд.

Якобсен-младший театрально закатил глаза, а в этом деле с ним никто не сравнится, кажется, еще чуть-чуть – и глаза у него выскользнут из-под век и устремятся в небеса. Потом он, не глядя, засунул бутылки в пакет и положил сверху пучок вялого салата. Герман обнял пакет двумя руками, но этот Якобсен-младший и не подумал открыть ему дверь, он снова погрузился в пересчет денег.