Адам Шогенцуков - Солнце перед ненастьем

— Очень есть хочется… — признался Хасан.

И как раз в этот момент раздались сигналы горна. Полевой стан мгновенно ожил. Ребята выбегали из большого шалаша, девочки — из бригадного дома. Становились в строй. Началась утренняя зарядка. Потом ребята умылись и в ожидании завтрака заняли свои места за чистыми, пахнущими свежим деревом столами.

Солнце уже вышло в свой небесный дозор и погнало к земле первые волны тепла.

Во время завтрака на Залима со всех сторон сыпались насмешки:

— А-а, оратор явился!

— Раненько он нынче встал!

— Геройский поступок! А главное — добровольный.

— Как же, добровольный! Встанет он по доброй воле раньше солнышка! Его, верно, с милицией притащили.

— Уж это точно.

— Правильно, без милиции в поле идти скучно.

— Хватит болтать, ребята, — остановила их Аминат Хацуевна. — Пора в поле.

— Аминат Хацуевна, почему Залим три дня не был на работе?

— Залим не успел вовремя сплести корзину, потому и опоздал. Я сама не разрешила ему идти вместе со всеми.

Ребята примолкли.

Залим с Хасаном сидели в самом конце стола и изнывали от нетерпения, ожидая, пока им принесут поесть. И вот каша на столе, а Залим даже не глядит на нее.

— Ты почему ничего не ешь? — спросила Нина, разносившая чай.

— Не хочется, — буркнул Залим, поднимаясь из-за стола.

— Да ты что? — удивился Хасан. — Ночью говорил, что съел бы целого барашка, а теперь с миской каши не управишься?

— Прошла охота. Отбили.

— Брось выдумывать! — прикрикнула на него Нина. — Садись ешь!

— Не хочу. Дома наемся.

— Только попробуй удрать! — сердито пригрозила Нина.

— А что ты мне сделаешь? — хмуро усмехнулся Залим.

— Я — ничего, а вот мы, весь класс, знать тебя не захотим.

— Перестань! — остановил ее Хасан. — Видишь, не в себе человек. А ты, Залим, успокойся. Дома тебе делать нечего, поработаешь денек-другой в поле, и все обойдется. Ешь кашу. Обед будет не скоро, только в два часа.

— Ничего, не умру.

Зная упрямство приятеля, Хасан не стал его уговаривать. Он тоже поднялся.

— У тебя что-нибудь осталось из домашних запасов? — спросил он Залима.

— Только сыр.

— Возьми с собой. А я попрошу у Кулижан хлеба.

— Не надо.

— Да послушайся ты хоть раз, когда тебе дело говорят!

Хасан сам достал из вещевого мешка сыр, раздобыл у Кулижан ломоть хлеба, завернул все в бумагу и положил в корзину.

— Поехали. Своей корзины не бери, моей хватит. Возьмем один рядок и вместе будем складывать.

Залиму еще ни разу не приходилось работать на уборке кукурузы. Правда, дедушка показывал ему, как надо снимать с початка обертку, как выламывать его из стебля. Вот и все, что знал Залим о кукурузе. И еще — он любил вареную кукурузу. Как только она дозревала до молочно-восковой спелости, мальчик с утра отправлялся на огород, выламывал штук шесть початков и требовал, чтобы их сварили. Но убирать кукурузу в поле — нет, этого Залим не умел. Желая помочь товарищу, Хасан предложил работать вместе, но Залим не послушался и повел отдельный рядок.

Поначалу Залим горячо взялся за дело и шел вровень со всеми. Но вскоре начал отставать. Руки ломило, растертые пальцы покраснели. Хасан заметил, что его друг начинает сдавать. Тогда он стал ломать початки в обоих рядах — своем и Залима, прихватывал его корзину, когда относил кукурузу к подводам. Залим уже не спорил и молча принимал помощь. Плечи и спина у него онемели, все тело ныло от непривычной работы.

Так прошел день. Если бы Залима спросили, что он помнит об этом первом дне работы, он, пожалуй, не нашел бы, что ответить. Глаза слипались, губы потрескались от зноя, ноги налились свинцом. Мучительно хотелось пить. Короткий послеобеденный отдых лишь ненадолго освежил мальчика.

Но вот тень от большого тополя, что рос возле дороги, дотянулась до рядка Залима, а потом и вовсе растаяла, слившись с вечерними сумерками. Затрубил горн, сзывая к ужину.

За столом Залим почти не мог есть. Еле дождался, пока Хасан кончил ужинать и пошел в шалаш. Мальчики улеглись рядом и мгновенно провалились в глубокий сон.

…Залим приоткрыл глаза и снова зажмурился. Ему подумалось, что еще ночь: вокруг стоял серый хмурый сумрак. И непонятно откуда, словно как продолжение сна, в сознании всплыл не то стишок, не то считалка:

Ритм строчек все ускорялся, звонкие голоса скандировали их над самой головой Залима. Он повернулся на другой бок, уткнул лицо в согнутый локоть. Вокруг засмеялись. Чьи-то руки принялись тормошить мальчика за плечи, кто-то, кажется Биртым, предложил сбегать за холодной водой. Потом послышался голос Хасана: