Алексей Леонов - Лёнькин букварь

— Полезешь? — спросил я.

— Не. Высоко и внизу суков нет.

— Эх, ты, а ещё во второй класс ходишь.

Я снял с плеча сумку, дал её Зинке подержать и полез на яблоню. Взобравшись на последние толстые суки, я огляделся и увидал крышу нашей школы. Я забыл про яблоки, стал рассматривать железные, как теремки, трубы, слуховые окна. Мне показалось, что передо мной целый город, в котором я должен обязательно побывать. Ещё я увидал, что в зарослях вокруг сада покраснела листва на клёнах и осинках, и увидал жёлтые деревья, словно золотые.

— Лёнь, ещё два яблока. Рви и кидай, — кричала Зинка.

Ребята не унялись, кричали:

— Жених, женишок. Жених без кишок.

Назло им я стал рвать яблоки и бросать Зинке. Яблок оказалось больше, чем она увидела.

— Ой, они как золотые! — кричала Зинка. — Вот уж мы наедимся с тобой.

Есть эти яблоки я отказался. Я срывал их только ей. Себе я нашёл другого сорта, но они не были похожи на золотые. Правда, они тоже были хорошие.

Больших ребят держали после уроков долго. Отпускали не всех разом. К нам первым пришёл Мишка. Васька с Сербияном ушли домой вдвоём. Я решил, что они побоялись, что мы с Зинкой расскажем нашим братьям, что они дразнились, и им попадёт.

Мишка надрал лык, связал мои и свои книжки и отдал мне носить, а сам надел крест-накрест сумки, зашёл в кусты и наполнил их набранными до уроков и в перемены яблоками..

Долго ещё этот сад подкармливал нас яблоками. Когда опала листва, яблоки стали видны издалека, их быстро дособрали. Но до самого снега можно было находить яблоки в листве. Идёшь под яблоней, разгребёшь листву ногами — и вдруг мелькнёт жёлтое или белое яблоко.

Жила в нашей школе, в маленькой комнатке, сторожиха Параша. Она приносила из колодца воду для питья, в холода топила трубки в классах, мыла полы и была кухаркой, когда в сильные холода нас кормили общим обедом. У неё рос сын Алёшка. Был он моим ровесником, но не учился с нами: он был немым и плохо слышал. Немота у него стала от несчастного случая: мать искупала его, стала сажать на печку сушиться и выронила из рук в лохань с колодезной холодной водой. Он входил в школу лишь с матерью, играл на улице, или вдалеке от школы, или когда мы были на уроках. Озорные ребята всячески дразнили его: показывали языки, немовали, затыкали пальцами уши и мотали головой и почему-то оттягивали на своих лицах нижние веки, вылупляли глаза. Он, если оказывался в коридоре или в классе без матери, забивался в угол и плакал.

Однажды Алёшка немой попал в окружение злых ребят. Он забегал по лицам глазами, ища сочувствия, и остановил взгляд на мне. Я бросился с кулаками на обидчиков, стал бить каждого по чему попадя. Мой налёт оказался неожиданным. Ребята расступились. Я взял Алёшку за руку и проводил до двери их комнатки. Он, не отпуская мою руку, затянул меня в комнату, похлопал дружески по плечу и внимательно рассмотрел моё лицо, потом он подвёл меня к окну и показал цветок на подоконнике и что-то изобразил на пальцах. Я слышал от взрослых, что немые разговаривают жестами, пальцами рук, губами, глазами. Из его жестов один лишь оказался понятным мне. Он поднял на уровне моего лица руку и выставил большой палец. Это означало высшую похвалу, но мне или цветку была похвала за сочные и красивые цветочки, когда за окном всё перестало расти, сготовилось к зиме, этого я не разобрал.

До меня донёсся звон колокольчика. Алёшка толкнул меня. Говорили, что он иногда чуть-чуть слышал. И он что-то сказал мне, промычав жалобно, словно голодный телёнок.

После уроков глотовские ребята, опередив нас, выбежали тайком за сад и встретили нас с угрозами. Оказалось, что, заступаясь за немого Алёшу, я засветил под глаз Илюшке Стебаеву из второго класса. У него был тоже брат. Они сговорились отлупить меня, а если кто будет за меня заступаться, то проучить и заступников.

Наши ребята были дружные. Ещё в перемене я рассказал Мишке об этой истории. Он похвалил меня:

— Правильно сделал. Но учти на будущее: один против компании не выступай. Они могли бы тебя отколотить. И надо было меня найти. Я без кулаков бы заступился за Алёшку. Он хороший мальчишка.

— А за что они его дразнят? — спросил я.

— Дураки потому что. Он и так несчастный и вреда никому не делает… Мало разве злых?

Илюшка подошёл ко мне и замахнулся. Шурка Машков загородил меня и ловко оттолкнул Илюшку, тот оказался в объятиях своего брата, Федьки. Большие стали считаться, вспоминать старые обиды. Наших было меньше, но тут подошли скородинские ребята и встали на нашу сторону. Драки не было. Глотовские ушли по домам. Наши ребята закрепили союз с поселковскими на всё время, дали слово всегда заступаться за Алёшку, как и было сделано, и он скоро перестал бояться школьников, привык и стал равным со всеми.