Алексей Леонов - Лёнькин букварь

— Кто ж это едет? — принялся гадать Мишка. — Наверное, Кузьмич ездил в правление.

Но моё желание исполнилось. Ехал наш отец. Он остановил лошадь, сказал:

— Встретились ребята, сказали, что вы ушли. Надо было ещё в одно место заехать, но передумал, вас подвезти решил. Садитесь.

Мы сели на телегу.

— Пап, можно я буду править?

— Правь. — Отец отдал мне вожжи. — А что в риге-то прятались — дождя не было?

— Книжки смотрели, — сказал я.

Брат придавил мне ногу и ущипнул. Я прикусил язык.

— В библиотеку ходили? — спросил отец. — Сейчас уже вечерком можно и почитать, работы мало стало.

Мишка зимой приносил из колхозной библиотеки книжки и читал их вслух.

Под чтение хорошо было засыпать, особенно когда становилось скучно или жутко.

— А у меня стихи, пап. — Я вытянул из кармана листки и подал их отцу. — Это мне Алёшка немой дал. Там на школе, на потолке их много.

— Разве там ещё что-то осталось? Сколько растаскивают. А на какое дело-то? — на курево, на растопку. За это руки отшибать надо. Никанор тут ко мне подошёл, закурить протянул кисет. Смотрю — песни на бумаге. Курить-то мне ни к чему. Листок я взял себе — вам показать, а кисет вернул.

Отец бережно достал из кармана листок, подал Мишке. Брат осмотрел листок, сказал:

— Стихи. Только почему-то без названия. Он стал читать.

Ф. Тютчев

— Это что ж, стихи такие? — спросил отец.

— Это вместо названия, — ответил брат. — Стихи вот.

Февраль 1869 г.

— Вон когда сочинялось, — сказал отец. — Это, наверно, сам Пушкин сочинил? Он мастер, говорят, был на такие штучки.

— Нет, пап, Пушкин же в тысяча восемьсот тридцать седьмом году погиб на дуэли, — сказал Мишка.

— Стало быть, кто-то другой сработал. В прежнее время много грамотных было. Некрасов, про Топтыгина который сочинил, тоже на язык бойкий мужик был… Эх, счастливые вы, ребята. Выучитесь, все книжки перечитаете. Не ленитесь только. Ну, а что тут Алёшка немой дал?

— Сторожихин-то? — спросил за меня Мишка. — Лёнька за него заступился, так он теперь с ним дружит.

— Это правда? — спросил отец.

— Да, — ответил я в смущенье.

— Так и надо. — Отец вынул из кармана длинную конфетку карандашом, подал мне, вторую дал Мишке. — За обиженных всегда надо заступаться.

Мы подъехали к Гайку. Из низины тянуло холодом. Лес застилало ледяным туманом. Дорога была грязная. Земля липла к колёсам и отваливалась тяжёлыми комьями, ошмётками.

— А скоро и снежок выпадет, — сказал отец. — Зимушка-зима припожалует. Трудненько вам, ребятки, достанется, но, думаю, вас-то мороз не испугает.

— Нет! — ответили мы в один голос.

По сторонам дороги перерастали своё зеленя. Мне хотелось босиком пуститься по мягкой зелени и идти, идти, пока не дойдёшь до солнца, в тёплый край. Я замечтался. Лошадь остановилась и потянулась за зеленями.

— Правь, сын, правь. Она не голодная — овёс ела. — Отец подстегнул лошадь кнутом. — Ишь, не наелась… А ржица-то по теплу переросла, не было бы плохо ей под снегом, запреть может. На недельку бы позже её посеять.

— Пап, а молотить скоро начнут? — спросил Мишка.

— Дорога наладится, из Понарина перевезут молотилку, с первым морозом и запустят. Тракторист был при мне в правлении, насчёт квартиры договаривался.

— Скорее бы, — сказал я. — Мышей опять бить пойдём.

— Да, по сырой погоде их там теперь тьма скопилась. Работы вам хватит.

— Пап, а если бы Алёшка немой говорил, что тогда было бы? — вдруг спросил я.

— Наверное, был бы хорошим мальчиком, учился бы с тобой вместе, шалил бы, как и все.

— А сейчас он плохой?

— Кто сказал, что плохой? Хороший он мальчонка. Я его сейчас ведь до кузницы прокатил. Вы разве не видели его?

— Нет.

Мы подъезжали к Каменке. Я думал, что лучше бы Алёшка говорил. Если бы он говорил, я только бы с ним водился. К телеге прицепились Пататаны. Отец остановил лошадь, посадил их в телегу…

В начале ноября выпал первый снег, но под самый праздник оттепель в один день вернула земле осенний вид, согнала снег. Вся наша деревня готовилась к празднику. Председатель на всех выделил молодого быка и двух баранов. Людей радовало возвращение осени. Праздновать в избе было сложно: избы тесные, а делиться на две партии не хотели. По теплу можно было поставить столы в любом колхозном сарае, разместить всех: и малых, и старых и отметить весельем самый большой праздник — годовщину революции.