Клеопатра Гайлит - Крылья

Теплая улыбка светится на лице Валерьяна Петровича.

Ребята! Советские ребята! Ребята советских школ!

Давно ли гремела Чеховская школа на весь район скверной своей славой?

Валерьян Петрович вспомнил, как встретила она его, нового заведывающего, свистом, хулиганскими выкриками, разгромом физического кабинета. Это о ней, Чеховской школе, писала года полтора назад краевая газета:

«Воры-рецидивисты братья Софроновы, кулак и вор — Кириндясов, ошметки деревенского кулачья, изгнанные из колхозов и пристроившиеся в артели грузчиков, повели с помощью своих сыновей работу среди ребят Чеховской школы. В короткий срок был разгромлен физический кабинет, испорчено много школьного оборудования. Прилегающие к школе кварталы взвыли от хулиганства, школьные окна раскрыли зияющие провалы рам, осколки стекол усеяли тротуары. Хулиганство перебросилось на соседний товарный двор. Лучшему ударнику учебы, ученику Поспелову, сын кулака Васин всадил, в спину нож. В школе всего 7 пионеров. Кулаки изгнаны из школы и получили по заслугам…»

Тяжелы, ах тяжелы были первые шаги нового зава в школе. Но за плечами у него — 28 лет педагогической работы. Ему ли коммунисту, старому учителю, не знать дороги к детскому сердцу?

И он нашел ее, эту дорогу, быстро и верно. Самым буйным он вручил физический кабинет — самое дорогое, что имела школа.

Непоседливых ловко использовал в школьном самоуправлении. К остальным стал внимательно и чутко присматриваться.

— Не сдавайся, братва! — подогревал ребят отчаянный хулиган Парометов. — Что он вас эксплоатирует в кабинете? Сторожа есть, чтобы следить да убирать!

Не тут-то было. Как? Бросить вот эту чудесную электромашину? Отказаться от самостоятельных опытов с магдебургскими полушариями? Кому-то другому дать перетирать и расставлять все эти хрупкие колбы, пробирочки, приборы?

— Дудки! Отваливай!

Разве не приятно чувствовать себя совсем-совсем умным рядом с этими умными приборами? Еще бы!

Парометов исчерпал запас убедительных слов и перешел к действиям: нащелкал подзатыльников дежурной Тане Воркуевой. За нее вступились ребята, разгорелась драка. Валерьян Петрович, заложив руки в карман, подошел к раззадоренным ребятам и спокойно приказал:

— Оставьте драку. Большие же! А вечером, после занятий останьтесь все на собрание.

Собрания в Чеховской школе любили: на них веселее бузить.

В этот раз на собрании школа впервые увидела незнакомых — рабочих грузчиков с соседнего товарного двора. Они сидели в широких спецовках, опустив усталые натруженные руки на колени и внимательно поглядывали на ребят.

К столу на возвышении, где заседал президиум, вышли, во главе с Шуркой, 9 мальчиков и испытующе оглянулись на зал. В зале прыснули смехом с разных скамеек.

Валерьян Петрович подошел к краю возвышения и тихо, по обыкновению, произнес:

— Товарищи школьники и рабочие. Наша школа тяжело больна. Болезнь ее — хулиганство, дезорганизация ребят, отсутствие дисциплины. Наша школа — советская. Мы живем в советской стране, которой управляют рабочие. Мы пригласили сегодня к нам товарищей рабочих, чтобы они помогли нам выздороветь. По наблюдениям педагогов школы и самих ребят, организаторами многих безобразий в стенах школы и вне ее являются вот эти ребята, которых мы вызвали в президиум. Это остатки влияний кулака Кириндясова.

Кое-кто фыркнул в зале. Но большинство насторожилось. Бородатый грузчик сурово оглянулся на соседнюю скамейку, где послышалось негромкое:

— Ой, вот здорово!

Ребята, вызванные на сцену, смущенно опустили головы: бузить-то оно бузить хорошо незаметно, а вот когда выволокли под самое солнце — вроде и нехорошо выходит.

— Я считаю, — продолжал так же тихо и внятно Валерьян Петрович, — что мы вызвали их в президиум не для того, чтобы смеяться над ними, а для того, чтобы выслушать их. Что мешает им честно работать в школе? Что побуждает их на хулиганские выходки? Кто поощряет это хулиганство, нарушая нашу трудовую жизнь? Давайте, выслушаем их и поможем им найти самих себя. Говори, Шура, ты первый.

Пылали, как в огне, щеки и искрились глаза. Не всегда голос был громок и слова понятны. Но ответ всех 9 ребят и Шурки Парометова получился внятный, понятный всем: бузили просто так, от нечего делать, не желая подчиняться школьной дисциплине.

Тогда поднялся чернобородый грузчик.

— Я тоже так думаю, ребята, что бузили вы от нечего делать. Глянуть на вас страшно: мы вон в ваши годы уже отцам-матерям помогали, за пятачок неделю работали, не разгибаясь. А вас ныне советская власть очень уж жалеет. Да вы-то ее не жалеете. Ну, какие из вас граждане получатся, ежели вы у себя в школе толку не дадите! Я так думаю, товарищ заведующий: мастерские надо. Надо, чтобы они к ремеслу приучались. А нет места в школе — мы у себя красный уголок под это дело определим пока. Так, что ль, ребята? обратился он к своим товарищам.