Начал Евгений Ёлкин с того, что выехал на маленьком мотоцикле, который сразу же взорвался, а клоун взлетел в воздух и, упав, стал проверять, не отвалились ли у него голова и ноги... Потом он принялся собирать мотоцикл, но никак не мог понять, какая часть куда подходит. Наконец собрал и стал снова заводить. При этом машина стреляла, как пушка, а клоун при каждом выстреле в ужасе отлетал в сторону. Тогда он решил подползать к мотоциклу незаметно, но тот вдруг завёлся сам и поехал к выходу. Клоун завопил: «Милиция! Грабят! . . Ищейку!» — и побежал за машиной. Тут выскочила маленькая мохнатая собачонка и кинулась за ковёрным. Он, споткнувшись, упал, а собачка схватила его за штаны, сорвала их и побежала к выходу. Бедняга Евгений Ёлкин захромал за ней, придерживая широченные полосатые трусы.
С той минуты мы не могли дождаться, когда он выйдет опять, а ковёрный всякий раз появлялся не там, где его ждали. То он, с песенкой, съезжал откуда-то сверху, то врывался во время номера гимнастов на турниках и мешал им, то униформисты привозили на тачке ковёр, разворачивали его, а там Ёлкин. Выскочит и раскланяется во все стороны перед публикой.
Когда объявили антракт и над ареной притушили свет, к нам подошёл Серёга.
— Ну и здорово же твой батька! . . Умора. . . Обалдеть можно,— сказал ему Смаков.
— Он на утренниках для ребят любит работать.
— Сдохнешь прямо. . . Ну и чудак! — продолжал восхищаться Лёвка.
— Хотите, пойдёмте к нему?
Мы со Смаковым переглянулись. А можно?
Серёга кивнул головой.
Мы обогнули по коридору весь цирковой зал и очутились там, где готовятся к выходу артисты. Тут всё перемешалось. Кто-то гудел на тромбоне, лаяли собаки, джигиты бинтовали ногу лошади и громко спорили по-своему. Рядом девочка в цирковом костюме прыгала на месте. Униформисты волочили к выходу на арену какую-то хитрую конструкцию из блестящих трубок. Где-то ревел лев. Было тесно и жарко, пахло пудрой и зоологическим садом.
Вслед за Серёгой мы прошли сквозь толпу артистов и очутились в маленькой комнатке, где у зеркала, спиной к нам, с газетой в руках сидел Евгений Ёлкин. Маленькая мохнатая собачка вскочила с подстилки, на которой лежала, и визгливо залаяла на нас.
— Цыц, Великан! Отдыхать! — погрозил ей пальцем Серёга. Собачонка замолчала, зевнула и опять улеглась на своё место.
Отец Елкина увидел нас в зеркало и улыбнулся :
— Входите, друзья-товаршци.
А мы смотреть на него не могли. Я кусал губы, чтобы не расхохотаться, а Лёвка даже весь трясся. Мы боялись, что вот сейчас Ёлкин выкинет какую-нибудь штуку и мы засмеёмся, как полоумные.
Я нарочно стал рассматривать комнатку. Стены её были сплошь завешаны афишами, с которых подмигивала клоунская рожа Серёгиного отца. Но тут как раз потух и снова зажёгся свет. Так было два раза.
— Пора, идите, — сказал Евгений Ёлкин.— Жаль, времени нет, надо бы побеседовать. . . Ну, как-нибудь поговорим.
Тут мы со Смаковым не выдержали, прыснули со смеха и выбежали из комнатки. Ещё бы! Только представить себе этот разговор.
Во втором отделении, как только появился ковёрный, ему захлопал весь цирк. А потом произошло самое для нас удивительное.
Выступал фокусник, которых в цирке называют манипуляторами. Фокуснику помогала женщина в таком блестящем платье, будто оно было сделано из зеркала. Между прочим, она взяла у одного дядьки из публики шляпу и отдала её манипулятору. Тот разбил над шляпой два яйца, потом в неё чего-то полил, разжёг пламя и вытащил из него двух белых голубей. Потом шляпу вернули дядьке, который очень удивился, что с ней ничего не случилось... После манипулятора на арену выбежал Евгений Ёлкин. За ним следовал пёс Великан. Клоун притащил табуретку, ведро с водой и огромный бидон с надписью «Огнеопасно!». Великан тащил в зубах большой коробок спичек. Клоун заявил, что тоже будет показывать фокусы. Он разложил свои вещи и попросил у кого-нибудь шляпу или кепку, но ему никто не давал. Тогда Великан побежал по барьеру вокруг арены, увидел нашего Серёгу Ёлкина, прыгнул ему на колени и, выхватив зубами из его рук кепку, под смех всего цирка стремглав кинулся с нею к ковёрному. Сергей привстал с места, но клоун очень вежливо перед ним раскланялся, и наш Ёлкин, махнув рукой, сел.
Тут-то и начались фокусы. Клоун взял свой бидон и налил в него горючего. Потом он зажёг спичку и опустил её в кепку. Из неё показалось пламя. Ковёрный стал раскланиваться перед публикой, но тут вдруг все увидели, что пламя разгорается в огромный костёр. Наш Серёга опять привстал и перепуганно глядел на свою кепку. Клоун тоже испугался, стал кричать и бегать с ведром воды вокруг табуретки. Он старался залить пламя, но не попадал в него, а всё время обливал бегающего рядом Великана в пожарной каске. Тут раздался взрыв. Клоун и его помощник-пёс отлетели в сторону, а пламя исчезло. Ковёрный стал осторожно подступать к табуретке, на которой дымились остатки кепки. Наш Серёга Ёлкин перешагнул через барьер и пошёл на арену. Великан лаял на него и не подпускал к отцу. А ковёрный в этот момент с удивлением вертел на руке кепку, от которой остались только обруч околыша и козырёк. Тут Серёга Ёлкин заплакал и стал вытирать кулаками глаза. Честное слово, нам со Смаковым, как и всем в цирке, сделалось жаль его, но и от смеха удержаться было нельзя. Но тогда вдруг под табуретку нырнул Великан и выскочил навстречу Серёге с целёхонькой его кепкой. Серёга будто глазам своим не поверил. Он взял кепку и, сразу заулыбавшись, пошёл на своё место. Ковёрный и Великан побежали прочь со сцены, а цирк ещё долго гремел от смеха и хлопков в ладоши... После представления Серёга проводил нас до моста, но дальше не пошёл. Сказал, что ему надо ещё работать во втором утреннике.
Читать дальше