Аркадий Минчковский - 13 разных историй

— Ребята, кто подшутил над Спешниковым и взял его английский берет? Отдайте сейчас же, и не надо больше так неостроумно шутить.

Теперь Котька был наверняка уверен, что берет стащил Булкин. Потому что, когда Майя Борисовна спрашивала, он опустил голову, а уши у него покраснели.

— Значит, — продолжала Майя Борисовна, — берета никто не брал?

Класс молчал, а девчонки на первых партах начали строить удивлённые рожи и пожимать плечами: «никто»,«никто»...

— Хорошо, — сказала Майя Борисовна и начала урок. После уроков Майя Борисовна задержала Котьку и Булкина, но она не велела ему вызывать мать, а только сказала :

— Мне очень тяжело, Булкин, но я вынуждена тебя спросить: ты не брал берета?

— Кто это на меня наговаривает... Всё на меня.

Уши у Булкина запылали ещё ярче.

— Это ты, Спешников?

— Ничего я ни на кого не наговаривал! — вырвалось у Котьки. — Знаешь ты много. . .

— Не кричи! — остановила его Майя Борисовна.

— Так это не ты, Булкин, подшутил над Спешниковым?

— Ни над кем я ничего не шутил! Никаких я дурацких беретов не брал. . . Зачем он мне, с коронами! Ничего я не знаю!

И Булкин без спросу выбежал из класса. Он вообще был способен на всякие выходки.

— Может быть, он его уже продал, — сказал Котька. Майя Борисовна была очень молодой и красивой учительницей. Но сейчас у неё был такой печальный вид, что про красоту нечего было и говорить. Котьке стало жаль её.

— А ну его, с этим беретом, — сказал он. — Я без него проживу. Пропал и пропал, . .

Но Майя Борисовна на него даже не посмотрела.

— Скажи твоей бабушке, что я вызову мать Булкина, — и поднялась, чтобы уйти. А Котька подумал, что Майя Борисовна потому рассердилась, что в последнее время зря заступалась за Булкина. Теперь увидела, как он «исправился».

После школы Котька ходил по магазинам вместе с Яшкой Раскиным. Они искали тетради в косую линейку.

Бумага везде была плохая, и только в нотном магазине на Большом мальчики нашли то, что им было нужно.

Дома Котька вынул из своего толстенно набитого портфеля пачку новых тетрадей. Затем решил перетрясти всё залежавшееся там хозяйство. Он вынимал тетради и книгу за книгой, пенал, разные коробки, резинку, пуговицы и другие нужные вещи и клал их на стол. Потом полез рукой в глубину портфеля, чтобы посмотреть, не завалялось ли ещё чего ценного, и вдруг наткнулся на что-то мягкое. Котька заглянул туда и увидел на дне портфеля свой потерянный берет. Он, оказывается, всё время лежал там, прижатый книгами. Котька вытащил берет и сразу же сделался таким красным, как полоски на гербе, вышитом на шелку подкладки.

Когда поздно вечером вернулся Котькин отец, он услышал, что в комнате, где Котька жил вместе с бабушкой — её дома не было, — кто-то плакал.

Это, лёжа в кровати, всхлипывал Котька.

— Ну и довольно,— сказал папа. — Это не по-мужски. Пропадают у людей вещи и покрупнее. Пожалуйста, прекрати, Стоит ли реветь из-за того, что потерял какой-то берет.

— Я не потому, что потерял,— прошмыгал Котька, вытирая ладонями слёзы. Теперь их у него было предостаточно. — Я потому, что я его нашёл.

— М-да. Это действительно нехорошо,—сказал папа.— Зря подумали на человека.

Вдруг Котька перестал шмыгать носом, встал ногами на постель и• что-то отыскал в темноте на столе. Это был злополучный берет. Котька сунул его в руку отцу и, всхлипывая, проговорил :

— Бери его. Отдавай кому хочешь. Не надо мне никаких королевских беретов. И зачем ты его мне привозил.

Тут Котька повалился в постель и укрылся с головой одеялом.

Фамилия у него самая обыкновенная — Ёлкин. У нас есть ещё один Ёлкин — Гешка, а этого звали Серёгой. Мы вернулись с зимних каникул и думали о том, до чего же долго теперь дожидаться весенних, а он только появился в нашем классе. Случилось это на первом уроке. Новенький стоял возле стола Зинаиды Антоновны, переминался с ноги на ногу и краснел, как все новенькие, а мы смотрели на него и радовались, что на урок остаётся меньше времени.

— Где же ты учился, Серёжа Ёлкин? —- спросила Зинаида Антоновна.

— Теперь? В этом году?

— Ну, разумеется.

— Теперь в Омске.

— А раньше?

— Раньше, в третьем классе, — в Баку, а тогда — ещё раньше — в Риге, а ещё. . . ещё в Алма-Ате и Свердловске.

Вот это было да! Ничего себе, переменил школ парень!