В небе полыхали зарницы. И долго держалось зарево, похожее на сполохи от северного сияния.
— А ведь это на Ильмене… Похоже, что пароход на воде горит и пожар в небе отражается, — сказал Морячок.
— А если бы мы эвакуировались на этом пароходе? По воде в лес не убежишь!
— Да, многим нашим ребятам хуже, чем нам…
— А что толку, от голода погибнем.
— Ну, что ты, Марат, в лесу летом медведи жиреют.
— Чудак ты, Яша, мы же люди.
— Ну вот, а люди умней медведей…
— При кораблекрушениях люди гибли не столько от голода и недостатка воды, сколько от паники… Волю к жизни теряли.
— Вон как наша вожатая, вся как неживая.
— Да, ребята, вожатую надо выручать… Совсем духом пала.
— Ни у кого корочки хлеба не осталось? Или сахара кусочка.
— Ты что, откуда?
— Голодного человека чем другим разве приободришь? Проснется утром вожатая, а вокруг дикий лес… Ни поваров, ни завхоза, ни директора… Нет четырехразового питания, и спросить не с кого!
— Ни горна, ни побудки, ни пионерской линейки. А для нее вся жизнь в этом, — говорил Морячок.
— Ну и хорошо, правильно, что она это любит. А кто мы без линейки, без горна, без знамени? Просто заблудившиеся в лесу ребята! Правда? — живо спросил Марат. — Нет, пока красные галстуки на нас, мы пионеры!
— Из наших галстуков даже знамя сложить можно!
— Эх, ребята, давайте устроим вожатой сюрприз… Вот проснется она и увидит.
Мальчишки склонились друг к другу и начали шептаться.
Неожиданно над хутором загорелось облачко, подожженное первым лучом восхода. Завидев его, какая-то сторожевая ворона гаркнула: «Ур-ра!»
Все вороны взлетели плотной кучкой. Дружно крякнули и, окропив хутор пометом, понеслись прочь.
— Противные! — вскрикнули лесные сестры, едва успев нырнуть под козырек крыльца. А ребятам досталось. И они стали очищаться, сконфуженно ворча:
— Ух ты… бомбят, как фрицы!
А вороны и правда одна за другой, как немецкие самолеты, построившись в круг, понеслись к земле, на какую-то цель.
За ними суматошно полетели, панически размахивая крыльями, словно боясь опоздать, сороки.
— А ведь это они что-то в пойме обнаружили, — заинтересовался Яша, — пойду посмотрю! — И он, скатившись с крыши, помчался с холма в низину, где среди высоких трав и кустарников просвечивали блики чистой воды.
И увидел Яша такую картину, что ни в каком кино не увидишь. Вороны с разлету шлепались в мелкое болотце, оставшееся от разлива, и, выхватив рыбешку, тут же поедали ее на берегу. А сороки скакали по мелководью, шлепая крыльями и хвостами, и тоже ловко выхватывали и пожирали мальков. Вода, взмутненная птицами, кипела. Несчастные рыбешки сами выскакивали из нее, раскрывая рты от удушья.
Вороны с карканьем, похожим на хриплый, старушечий хохот, подхватывали рыб на лету, подбирали плотичек и уклеек, оставшихся на берегу. Сороки трещали без умолку, радуясь чужой беде.
Яша не вытерпел и, схватив сухой сучок, принялся разгонять пирующих обжор, приговаривая:
— Не все вам. Оставьте и нам!
Владлена Сергеевна проснулась от шепота Лизочки. Та торопливо сообщала:
— А они всю ночь не спали. Все что-то шепчутся. А Яша куда-то убежал…
Вожатая встрепенулась — неужели она по-прежнему в лагере и ее любимица с утра, пока другие спят, рассказывает про всех?
— А Марат говорит: «Ее горн только и поднимет!» А Толик хнычет: «Я его потерял». А Жура смеется: «А вы ноктюрн сыграть смогли бы на флейте ваших толстых губ?» — продолжала Лизочка.
— Как горн потерян? Почему? Кто оставил его у этого растери?
И в это время прозвучали несколько приглушенные, но такие знакомые, волнующие звуки. Владлена Сергеевна так и подскочила. Тут лишь она заметила, что лежала на полу, запутавшись в каких-то сетях, пахнущих смолой.
Владлена Сергеевна встала, и сразу ноги ее, больные, перевязанные ноги, напомнили всю вчерашнюю картину. Что же теперь делать?
Припадая то на носок, то на пятку, она выбралась на крыльцо. Посмотрела — и снова чуть не закрыла глаза. Вместо ее любимых пионеров в белых рубашках во дворе стояли какие-то оборванные ребята. И все разного возраста и роста. Рядом с коротышками Файеровыми верзила Журавейский в очках. Возле толстого Толика — Морячок в тельняшке.
Ей хотелось что-то сказать им. Но что это? Помимо нее прозвучала команда: «Смирно! К подъему флага!» Марат отдавал рапорт. Толик затрубил на губах, изображая горниста. И по осинке, очищенной от коры, что росла на крыше избы, побежали вверх флажки. Это были красные галстуки ребят.
Читать дальше