Владимир Добряков: Не родись красивой…

— За это, Гриша… не знаю, какое тебе спасибо, — благодарно сказала я.

— Но отстёгивать, — подумав, проговорил Прошкин, — всё равно придётся.

Я выжидательно посмотрела на него. Вот это да! На что же, интересно, намекает?

— Не думай, я не дурак. Эту ярмарку для чего придумала? Таким, как бабушка Марья, помогать. Верно?

Что угодно он скажи — я бы так не поразилась. Гришка даже опередил мою мысль. Я до конца ещё не всё обдумала. А он помог. Конечно, это главное. Мне вдруг захотелось обнять Грилу… Но удержалась. Лишь сказала:

— О Лариных ты знаешь? Из девяносто второй квартиры. Трое детей у них. Иринку недавно видела, она во второй класс перешла. Представляешь: стоит у киоска и такими глазами смотрит на мороженое… Может, никогда ещё не пробовала?..

Прошкин сказал:

— А порядок, вот увидишь, будет железный.

День был удивительный. Можно сказать, необыкновенный. Я прожила его совсем по-новому. В иные минуты просто не узнавала себя. Словно бы рядом ходила и советовалась со мной ещё одна девочка. По внешности — мой двойник. Только она была невидимка. Ту, другую девочку, никто не видел, но я-то чувствовала, понимала: она здесь, рядом. Она думает вместе со мной, решает, советует. А ещё я не могла не ощутить какого-то нового отношения к себе. Красотка Юлечка прямо сказала:

— Анют, да ты ли это? Не узнаю.

Мне оставалось лишь улыбнуться:

— Не сомневайтесь: точно — я. Я самая. И платье, видишь, то же. И ключ на шее от квартиры, вот, взгляни — номер 51.

— Ну, чудеса какие-то! — снова удивилась Юлечка и показала свои сахарные, рекламные зубы. — Ты и не ты. Кажется, по-настоящему не знали тебя. И не понятно было, как к тебе относиться. Сначала подумали с Наташей, что — хитрая. Ты ловко тогда Серёжу… будто, в самом деле, нитками пришила к себе.

— Пришила?.. Вот это да! Бред! Да просто жалко стало: только надел новую майку, хорошую, дорогую, и — хрясть, порвал у ворота. И родители могли заругать. Ну, сбегала за нитками… В чём моя вина-то? Даже смешно… пришила. И мне ли тягаться? Вы с Наташей такие обе красавицы. Не мне чета. С отцами. Машины у вас… Нет-нет, в чём другом, а в хитрости обвинять… такого на меня не вешайте.

— Сейчас-то сами видим. А тогда… как было не злиться? Мальчишки с ума посходили. Циркач Звонарёв к тебе прилип, кругами ходит. Сам знаменитый Прошкин клинья подбивает. А Серёжа, говорят, цветы тебе подарил.

— Цветы? — Я постаралась усмехнуться: — Ещё скажете — букет! В целлофане! Ой, не надо. То был бутончик пиона… Ещё и распуститься не успел. Юлечка, ты пойми: возможно, за что-то меня уважают. Может быть. Когда что-то обидное вижу, несправедливое, мне ужасно хочется вмешаться и помочь. Жизнь у всех разная. И старые, и больные. Про бабушку Марью сами знаете. А дочка её и на похороны не пришла. Обидно же. Вот и надо друг другу помогать… Мы-то здоровые, молодые. По-моему, ведь хорошо придумали — ярмарка. Интересно. И польза какая-то будет. Кому плохо, поможем. Ты согласна со мной? Будешь участвовать?

— И спрашивать не надо: конечно! Уже определила, что вынесу на продажу. Дядя подарил Барби. И у меня их было целых три — Марианна, Ненси и Катрин. Зачем столько? Две продам.

— Но помнишь условие: в фонд поддержки отчисляем двадцать процентов?

— А мне, Анюточка, нисколько не жалко. Могу и тридцать отдать. Благотворительность в России всегда была в моде.

— Юль, а не могла бы уточнить, кто в вашем подъезде особенно нуждается в помощи?

— Хорошо, подумаем с Наташей.

С самой Наташей я разговаривала час назад. Она и доказала мне, что лучшая доля отчисления — двадцать процентов.

— Больше нельзя, — уверяла она. — Кто станет торговать себе в убыток?

— Но это же не просто торговля…

— Всё равно, есть законы рынка…

С Наташей спорить трудно — министр финансов! К тому же обещала вести бухгалтерию. Вести бесплатно. Объяснила так: — Мой вклад в благотворительность.

Гриша Прошкин считал (да и я была почти такого же мнения), что люди эгоисты, ни о чём, кроме своих удобств и выгоды, не желают думать. А на самом деле людей надо просто растормошить, завести, как пружину в часах, попросить.

На что уж дедушка Леонтий — инвалид войны, без глаза (в моем списке нуждающихся числился первым), и то, когда услышал о ярмарке, сразу заявил: дело стоящее, и лично он с большой охотой избавится от многих вещей, которые скопились за долгую жизнь и теперь лишь мешают ему. Среди вещей на продажу назвал велосипед, пресс для отжима сока, складное кресло, зонт, лыжи, набор инструментов для переплётного дела. А ещё стенные часы с боем, вот только подремонтирует малость.