Владимир Добряков - Не родись красивой…

— Опять, выходит, не ты? Рассказывай сказочки. Может, станешь отнекиваться, что и перила на моём балконе поцарапал не ты, а Папа Римский?

— Как же это я мог?

— А достань с балкона свою верёвку с крюком. Острющий. Таким акулу только ловить. Ты и жилку тогда оборвал. Будто мешала тебе. Чем она мешала?

— Нечего было к Митьке тянуть её, — хмуро произнёс Прошкин.

— Твоё какое дело? Захотели, и протянули. Можем снова…

— Снова оборву.

— Видишь, какой ты! Вредитель и есть. Да что там вредитель, ещё хуже…

Гришка неожиданно взорвался. Сжал кулаки:

— Давай уж, говори: подонок, негодяй, чмырь болотный, козёл!

С каждым этим словом я могла бы согласиться. Но не я же сказала. Чего взбеленился? И нечего мне приписывать. Я взглянула на корзину:

— Котёнка вот на верёвке спустил. Распорядился! А меня ты спросил, узнал, согласна ли?

— Обожди про котёнка. — Прошкин поднялся со стула и скрылся на балконе.

Ждать чего-то ещё! Бедняга, сидит, как в тюрьме. Я развязала марлю, вытащила Рубика из корзины. Сказала ему:

— Ну и хозяин тебе достался! Может, и правда, будешь жить у меня. Мама поворчит, а потом согласится. Ты ей, рыженький, тоже понравишься. — Я погладила котёнка по гладкой спинке. — Ящик с песком принесу. Молочком стану кормить. Много ведь не выпьешь…

Пока я разговаривала с Рубиком, хозяин его вернулся с балкона, положил на стол две деревянные чурки, а между ними — знакомый мне крюк, только что висевший внизу на верёвке.

— Смотри! — зловеще сказал Гришка.

Я не успела ужаснуться, поднятая рука Прошкина с силой обрушилась на крюк. От удара ребром ладони железная проволока согнулась.

Несколько секунд я молчала. Потом без жалости, без насмешки спросила:

— И что хочешь доказать?

— Что?.. Я думал, поняла. А то: в этой жизни без таких кулаков делать нечего.

— Станешь убивать?

— Ну вот, поняла, называется! Защищаться буду. А кого нужно, и защитить могу…

— Смотрите — спаситель-защитник!

— Эх, Анютка, то ли умная ты, то ли тупая. Ничего, ничего не знаешь… — Гришка убрал со стола чурки, странно выгнутый крюк и положил на подоконник. — Были бы у меня семь лет назад такие кулаки, он бы живым не ушёл, достал бы его… Не видела, как ногой по животу бьют? Он (я — об отце), как свинья, напивался. Выгонит мать ночью, не смотрел — дождь там или мороз. И меня с ней. Бывало, приезжала милиция. Да толку-то! Никакого. Один раз на пятнадцать суток забрали. Так он потом ещё больше озверел. А ведь соседи на площадке знали. Знали, да молчали. Как рыбы. Всего и храбрости — сообщить по телефону в милицию… Соседи. Жильцы. Ненавижу! Трусы, тараканы!

— Но они хоть не вредят, потолки не пачкают, — мрачно напомнила я.

— Я, что ли, вредил? — Гришка резанул меня взглядом. — Просто злился. Чтобы от ящиков своих отлипли. А-а, без пользы. Чихали на пятна, на потолки. Если бы телеки у них разбить или под дверь — тротиловую шашку, вот тогда бы…

— Ну, ты уж придумал — шашку! Террорист.

— А им всё другое до лампочки. Одно на уме: колбаса, шмотки, цены. Бабка Марья померла. Никто будто не знал, что голодала, есть было нечего. Померла, и ладно. Поохали, разошлись. Кто там следующий помирать собрался?

Как ни странно, мысленно я соглашалась с ним. А Прошкин продолжал:

— Всего один человек в подъезде нашёлся…

— Какой человек? — спросила я.

— Который разозлился. Не понимаешь, что ли? Про тебя говорю. За это и уважаю.

Чудеса! Шла к Прошкину ругаться, стыдить, доказывать, а получается — почти одинаково думаем. Конечно, приукрашивает, чтобы героем показаться, защитником. Но всё же… И сказал, что уважает меня. А я?.. Вообще-то, невероятно, что такое говорит. Как поверить?

— Цены, шмотки ругаешь… — Я посмотрела на его голубые, с кармашками и молниями джинсы. — А у самого прикидик… всё фирмовое.

— На свои покупаю, — заметил Гришка.

— Вместе с Юркой моешь машины?

— Что ж отказываться от такой работы — бабки платят клёвые. Бывает, и доллары.

— Да работа ведь грязная, — вспомнились Юркины слова.

— Зато бабки чистые. Недавно Юрку пристроил. Доволен. Теперь он и матери помогает.

— А что это значит: пристроил? — тотчас спросила я с любопытством.

— Не мечтай, — усмехнулся Гришка. — Это не для тебя. И мальчишка не любой сможет. Думаешь, как — взял ведро, тряпку и пошёл мыть? Не получится, быстро отошьют. Ещё и морду начистят.

— Нас тобой не начистят, — сказала я. — Правильно?

Прошкин ощупал твердый край ладони.

— Пока никто не возражал… Ещё и с них вот кое-какие бабки имею. — Он подошел к аквариуму, достал из баночки сухого корма и, сдвинув наверху стекло, насыпал его в плавучий квадрат. Красные, чёрные, полосатые рыбки тотчас устремились туда и, отталкивая друг друга, стали жадно хватать корм. — Проголодались, — сказал рыбий хозяин. — Надо будет за трубочником сходить. Без живого корма мальков не жди.