Дым костра, углей сиянье-янье-янье-янье.
Серый пепел и зола-ла-ла.
Дразнит наше обонянье-нянье-нянье-нянье
Дух картошки у коетра-ра-ра.
Здравствуй, милая картошка-тошка-тошка-тошка,
Низко бьём тебе челом-лом-лом!
Даже дальняя дорожка-рожка-рожка-рожка
Нам с тобою нипочём-чем-чем!
Всхлипывания парня раздавались всё реже и реже. Голос Юты становился сильней, бодрей, озорней:
Чем картошечка в мундире-дире-дире-дире.
Лучше блюда не найдёшь-дёшь-дёшь.
Ни в Крыму, ни на Памире-мире-мире-мире,
Целый свет хоть обойдёшь-дёшь-дёшь.
Ах, картошка, объеденье-денье-денье-денье,
Пионеров идеал-ал-ал!
Тот не знает наслажденья-денья-денья-денья,
Кто картошки не едал-дал-дал!
Песенка кончилась, и тогда до сознания Николая Николаевича дошло, что сам он про себя подпевал Юте. Да и про себя ли? Не слишком ли громко? Он мельком взглянул в лица партизан - кажется, лица немного подобрели, стали помягче, поприветливее.
Парень перестал всхлипывать. Вытерев глаза рукавом полушубка, он поднялся, стряхнул с ватных штанов снег и, не говоря ни слова, зашагал вперёд.
Отряд молча двинулся дальше…
К утру подморозило. Над горизонтом, в туманной дали, появилось мутное солнце.
А скоро впереди показалась тусклая полоска берега.
- Товарищ командир, смотрите, земля! - радостно воскликнула Юта, первой заметив берег.
Это известие, словно побудка, заставило молчавший отряд вдруг разом заговорить. Оживились партизаны, увидев долгожданный берег. Николай Николаевич услышал, как позади разговаривали между собой два пожилых партизана:
- Перво-наперво чаёк вскипятим. Хозяйка целую горсть насыпала. Дай бог ей здоровья! Пахучий такой…
- Эх, сахарку бы кусочек! Страсть как чаю хочется.
- Сухарей бы ржаных хорошо. К сухарям и сахару не надо. Я, бывало, дома…
Николай Николаевич радовался, что люди ожили. Но сейчас его занимала тревожная мысль: свободен ли берег от немцев? Отряд обессилел, поэтому вступать в бой с неприятелем невозможно.
- Надо бы разведать, что там, - обратился он к Михайлову, словно прося у него совета.
- Да, да… - Пётр Алексеевич, как видно, думал о том же. - Я в этих местах когда-то бывал. Может быть, мне самому сходить?
- Не надо! - возразил Николай Николаевич. - Это ни к чему. Ребята повыносливее тебя. Доберутся быстрее…
Командир остановил отряд. Объяснил партизанам, почему нельзя идти дальше.
- Околеем тут ждамши, - окая, произнёс старый партизан, тот, что мечтал о чае с сухарями.
Николай Николаевич ожидал, что кое-кто будет возражать против вынужденной остановки - голод и холод властно тянули людей к берегу, заставляя пренебрегать опасностью.
- Без паники, товарищи! - жёстко сказал он. - Двигаться дальше, не зная, что нас там ждёт, - это безумие!..
- Товарищ командир, я мигом слетаю на берег и узнаю, что там. Пошлите меня, - перебила его Юта.
Николай Николаевич от неожиданности не сказал ничего, только головой помотал.
- Я же не устала. Честно-честно…
- Мы, конечно, можем и обождать, - смущаясь, произнёс старый партизан. - А только ты, командир, девчушку ка это дело не посылай. Она, конечно, не подведёт, но нельзя же… Я тогда лучше сам… Старик я крепкий!..
- Идти должны мы с Анатолием, - перебил Борис Рязанов.
…Как ни торопились Борис и Анатолий, а прошло около пяти часов, прежде чем они вернулись из разведки. Но партизаны были вознаграждены за долготерпение - разведчики принесли хорошую весть: путь к берегу безопасен, в нескольких километрах от озера есть хутор, неприятель далеко.
В три часа дня на пути отряда, растянувшегося цепочкой по льду речушки, впадающей в озеро, встретился деревянный мост, под которым чернела большая прорубь.
- Пришли! - объявил Борис и первым ступил на узкую тропинку, которая сбегала с крутого берега к проруби.
Николай Николаевич взглянул направо и сквозь голые кусты увидел на пригорке два дома - один большой, другой поменьше, с пристройками. «Хозяин богатый. Кому война, а кому мать родна!» - со злостью подумал он, обратив внимание на ярко-зелёные фигурные наличники и свежую тесовую обшивку большого дома.
Дорога от моста шла кустами, рядом с густым лесом, который плотным кольцом окружал весь хуторской надел.
«Сидит здесь, как медведь в берлоге», - опять с раздражением подумал Николай Николаевич.
Поднялись на пригорок.
Из дома донеслись звуки аккордеона и громкие голоса.
- Вот бесстыдники! - вслух выругался Николай Николаевич и с сердцем сплюнул в сторону.
Читать дальше