Николай Морозов - Юта

- Эх, ты… - вздохнула Юта и закрыла ладонями глаза коню. Потом она круто повернулась и, не оглядываясь, побежала к избе…

Партизанская колонна тронулась, вспахивая заметённую снегом дорогу.

Юта из окна видела, как медленно пустеет улица. В груди щемило до боли. Из глаз сами собой катились слёзы.

Наконец заснеженные холмы скрыли от Ютиного взгляда последнюю повозку. Но Юта долго стояла у окна. Она смотрела вслед удалявшейся колонне, и перед её глазами проходили повозки, партизаны, Лиля, Волна, на которой сидел, покачиваясь в седле, Борис…

Вечером Юта отказалась от молока, предложенного хозяйкой дома тётей Машей, и легла в постель. Уснула она быстро.

Разбудили Юту какие-то странные звуки, похожие на тихое лошадиное ржание. Она открыла глаза и прислушалась. На улице посвистывал ветер. Тётя Маша спала. Может быть, Юте померещилось?.. Через минуту звуки повторились. Юта рывком приподнялась и, откинув край тяжёлого половика, которым было замаскировано окно, жадно всмотрелась в холодную синь зимней ночи.

- Кто там, Юта? - Тётя Маша зашлёпала босыми ногами по полу.

- Не знаю… - прошептала Юта, и в этот момент она увидела силуэт лошади с седлом на спине; лошадь стояла у крыльца и покачивала головой. - Волна! - закричала Юта. - Зажгите, пожалуйста, коптилку!

Тётя Маша привыкла к потёмкам: тотчас же щёлкнула зажигалка, и над столом вспыхнул неяркий шипучий огонёк.

Юта, стоя у кровати в одной коротенькой рубашонке, протёрла руками глаза и тревожно произнесла:

- А где же Борис?

- Ты ложись-ка. Спи, - заботливо сказала тётя Маша. Она обещала Николаю Николаевичу присмотреть за девочкой и найти возможность отправить её в Ленинград. - Я сама поставлю твою Волну в конюшню.

Эти слова Юта пропустила мимо ушей.

Она подняла с табуретки шаровары, подержала их в руках, словно раздумывая, надевать или не надевать, потом, сдвинув брови, стала торопливо, как по боевой тревоге, одеваться.

- Сидела бы в тепле, - с укоризной сказала тётя Маша, застегнув на себе телогрейку и накинув на голову платок. - На холод выскочишь - простудишься.

- Не простужусь…

Они вместе вышли на улицу.

Тётя Маша подошла к хлеву, щёлкнула замком, толкнула дверь, и она со скрипом растворилась.

- Вводи! Седло там снимем… - Тётя Маша обернулась лицом к Юте и вдруг умолкла на полуслове: Юта сидела в седле и мягко похлопывала коня по шее.

- Ты что это удумала? - опомнившись, испуганно спросила тётя Маша.

- До свиданья, тётя Маша! Спасибо вам! - Юта махнула на прощанье рукой, резко повернула коня и умчалась дорогой к фронту…

Утром Юта подъехала к какой-то деревне. Деревня лежала на плече лесистой высотки, опускаясь садами, огородами и банями к озеру с пологими берегами, поросшими ольшаником. Было пасмурно и тепло. Снег под ногами лошади хрустел мягко, сочно, как спелое яблоко на зубах.

Где-то далеко погромыхивали орудия.

Деревня находилась в стороне от дороги, по которой, как говорил Борис, должны были идти партизаны. Юта свернула к этой деревне, потому что туда вели следы людей, лошадей, повозок.

Она была уверена, что в деревне партизаны, и потому даже не вздрогнула, когда вдруг услышала раздавшийся из бани мальчишеский певучий окрик:

- А ну, стой-ка, ты-и!..

На дорогу выскочил мальчишка лет десяти - двенадцати в большой мохнатой ушанке.

- Стой, тебе говоря-ат! - Мальчишка остановился перед самой мордой лошади и раскинул в стороны руки, решив, видимо, умереть под копытами лошади, но не пропустить этого незнакомца в деревню.

- Ну, чего тебе?

- Куда едешь? - Мальчишка вытер овчинной рукавичкой нос и вскинул на Юту сердитые глаза.

- На Берлин, если дорога тут проходит, - нарочито серьёзно сказала Юта.

- Эк-к куда хватил! Маненько задержаться придётся. Вон в этой деревеньке. - Мальчишка мотнул головой в сторону деревни и громко шмыгнул носом.

- А как маненько-то? - подлаживаясь под тон мальчишки, спросила Юта.

- Ишь ты какой! Всё скажи ему… А ну, слазь! Пошли к командиру! Слазь, тебе говорят! - Видя, что Юта и не думает слезать с лошади, мальчишка уступил. - Ну, поезжай так. Только тихо.

- Ладно. Поеду тихо, - согласилась Юта.

У крайнего домика Юта увидела Бориса Рязанова и Анатолия Орлова. У Бориса была забинтована голова. Они пили- ли дрова на колченогих козлах, покрикивая друг на друга. Юта не сдержала чувства радости: