Юрий Сальников - Человек, помоги себе

— Пойдем к Нечаевой.

Не забыл, значит.

Только Ларисы дома не оказалось.

— Ну, я к ней завтра перед школой забегу, — сказал Марат.

Обратно он шел со мной, хотя мог сразу свернуть к себе. Лишь когда впереди замаячила моя пятиэтажка, остановился, кивнул, прощаясь. И вдруг воскликнул: «Ого, что это он?» Я взглянула и увидела: на пустынной детской площадке, около малышовой песочницы, стоит Бурков. Кепка-баран, желтая куртка на «молниях». Н. Б. по привычке, широко расставив ноги, держал руки за спиной. Портфеля у него сейчас не было, должно быть, успел занести домой. А глядел он, задрав голову, куда-то вверх. «На наши окна», — сообразила я. Бурков, увидев нас, рванулся было прочь, но передумал и пошел навстречу.

— Ты что? — спросил Марат. — Ждешь кого-то?

— Да. Вот… Здесь надо, — невнятно забубнил Н. Б.

«Меня», — поняла я. А Марат, так ни о чем и не догадавшись, сказал «пока». И оставил нас.

— Стой! — Бурков бросился за ним, крикнув мне: — Я сейчас, жди!

Он пошел рядом с Маратом, что-то ему толкуя, и они скрылись за углом.

А я послушно стояла. Почему? Зачем? Что заставило меня подчиниться грубоватому приказу?

Он вернулся скоро и сказал, смеясь:

— Те окна — твои, да? По списку ваша квартира пятьдесят третья на четвертом этаже? А у вас никого сейчас. Да нет, я не сам ходил, — поспешно объяснил он, поймав мой удивленный взгляд. — Пацан тут бегал, я попросил его, чтобы вызвал тебя. Он слетал вверх, позвонил, никого, говорит. Да вот он. — У соседнего подъезда стоял с приятелями Вовка Данилюк-Кошман. Они с любопытством смотрели в нашу сторону. — Пойдем, — кивнул Н. Б., и я опять послушалась, мы обогнули дом, двинулись по переулку. — С квартирными номерами вообще забавно бывает, — продолжал Н. Б. — У тебя пятьдесят три, а у Нечаевой тридцать пять. Цифры наоборот. У Алямовой семнадцать на первом этаже, а у Зинки-толстой семнадцать на пятом.

— Откуда ты знаешь Зинухин номер?

— Был когда-то.

— У нее?

— Нет, мимо шли, разговаривали. С тобой-то куда сейчас двинем? — Он постарался переменить тему.

Но я не думала с ним никуда «двигать» и от своего подъезда отошла, только чтобы не болтаться на виду у пацанов. И взрослых соседей тоже. Да и мои родители могли заявиться с минуты на минуту. Я просто увела Н. Б. подальше. И осознала это неожиданно для себя, едва он спросил, куда мы пойдем.

— Никуда, — ответила я решительно.

— А это? — он выхватил из кармана куртки голубую бумажку. — Сеанс в восемнадцать ноль-ноль. Давай так. Топай пока до хаты, а в полшестого, как штык, у «Северного».

Он уже не спрашивал моего согласия, а властно диктовал — выкладывал намеченный им план, видно, нисколько не сомневаясь, что я непременно поступлю так, как он захочет.

Но я повторила:

— Нет!

— Почему? Разве не хочешь?

В том-то и дело — мне очень даже хотелось опять пойти с ним. Просто по улице. И в кино. А потом снова по затемненной улице. И может, опять испытать необъяснимое волнение…

— Нет, — сказала я еще раз твердо. — Никуда я с тобой не пойду.

— Стой! — Он догнал меня и схватил за руку, но я вырвала ее. Тогда он загородил мне дорогу. — Что дуришь?

И вдруг оглянулся.

Почему оглянулся — не знаю. Вокруг никого не было. Только именно в этот миг, когда он вот так, словно чего-то испугавшись, воровато посмотрел вокруг, я поняла: боится. Боится, как бы кто-нибудь не увидел его со мной. Поэтому и в школе при ребятах тоже не подходил ко мне. Не смотрел открыто. А если смотрел, то нехорошо, грязно, как сегодня на алгебре. И Марата увлек отсюда сейчас поэтому же — чтобы Марат не увидел нас вместе. Все хочет сделать исподтишка, скрытно, таясь.

Но ведь и я ничего не сказала о нем дома, не захотела назвать его имя родителям!

Не потому ли, что оба мы творим постыдное? Зазорное перед людьми?

Любовь? Какая же любовь у него ко мне, если до последних дней он не признавал меня за человека, а так… козявка, «пигалица», «детсад»… Ну какая, какая может быть любовь, если в тот вечер, едва ушел от меня, полез к Розке целоваться. Да, да, не она же в самом деле кинулась к нему на шею, как он сочинил, а я поверила в эту чепуху. И к Лариске лез — получил отпор, так он к Розке, а может, и к Зинухе? Недаром знает номер ее квартиры, тоже провожал и подкатывался. Ему ведь все равно с кем. И когда не вышло с другими, он со мной… Только все девчонки оттолкнули, а одна я, хотя и знала, что нет у него ко мне никакой любви и дружбы, ни даже крошечного уважения, согласилась с ним пойти в кино, а потом… Потом сама переживала и переживаю, ругаю себя на все корки — все не так!