Юрий Сальников - Нет примирения!

С детства Александру Боброву запомнилась сказка… Жил на свете мальчик. Однажды он увидел вдалеке домик, у которого золотом горели стекла окон. Мальчику захотелось поближе взглянуть на такое чудо, и он пошел вперед по дороге. Но оказалось, что стекла там были самые обыкновенные, а золотом горели уже другие окна — у домика дальше. Мальчик пошел дальше. Но снова не нашел он золотых стекол — они сверкали опять впереди. И мальчик все шел и шел, да так, конечно, и не добрался до цели…

Александру не нравился такой конец.

И он уже не мог сказать, когда это случилось — сразу после прочтения книжки с яркими картинками или много позднее, в юности, — но был им придуман для сказки новый конец: вот уснул мальчик, усталый, прямо на траве у дороги, и приснилось ему, что он, словно волшебник, зажигает золотыми огнями окна домов, где живут люди. И жизнь людей от этого становится светлее…

Александр твердо верил, что, проснувшись, мальчик обязательно так и поступит — ведь самого Александра никогда не привлекало только гнаться за отблесками солнечного заката!..

И Надя знала об этом! И гордилась мужем, любила его…

Сейчас, сидя в переполненном зрительном зале Дворца культуры, глядя на сцену, украшенную цветами, она смотрела на худощавое его лицо с растерянной улыбкой, невольно тоже улыбаясь, как будто это помогало ему переживать необычную торжественность момента.

Александр всегда терялся на пышных собраниях, и даже знамя сейчас принял как-то очень буднично, пожалуй, несколько торопливо — взял и прижал к себе и, едва переждав аплодисменты, заговорил… Кое-кому эта ответная его речь, наверное, показалась суховатой и слишком короткой: он просто пообещал оправдать доверие, оказанное их бригаде.

Но хлопали горячо. И Надя радовалась за Александра и за тех троих, что стояли за его спиной, сейчас тоже смущенные, — высокий Павлик, очкастый Максим, приземистый Сергей.

О том, что их бригаде на сегодняшнем вечере присвоят почетное звание коммунистической и вручат переходящее знамя, Александр узнал еще неделю назад.

Он пришел тогда домой поздно и сообщил Наде словно между прочим:

— Скоро нас прославлять будут.

И, подхватив с пола Димку, подбросил его кверху:

— Ура, сынище!

Надя с улыбкой взглянула на мужа:

— Значит, зажег твой мальчик золотые огни?

Александр замахал руками:

— Что ты, что ты! Это еще только начало.

— Начало? — удивилась она, но сразу поняла: да, конечно…

Сегодня, пожалуй, только кажется, будто бригада Александра Боброва подводит итоги. А на самом деле… Вот выступает парторг Кропотов — сутуловатый мужчина в черном костюме, — и он тоже говорит:

— Товарищи! Это только начало. Путь продолжается!..

Он начал поздравлять по очереди каждого из ребят, словно уже отправляя их дальше в этот путь, а они, пожав ему руку, по-прежнему стеснительно переминались с ноги на ногу, явно не зная, куда деваться под прицелом сотен внимательных глаз…

Гремел духовой оркестр…

…А в это время по окраинной улице города к дому с верандой, запрятавшемуся в глубине густого зеленого садика, подходила девушка.

В одной руке она держала чемодан, через другую у нее было перекинуто легкое пальто. Ярко одетая, подстриженная под мальчишку, девушка выглядела очень изящной, милой…

Она прошла по садику и, поднявшись на веранду, постучала.

Приоткрылась дверь. Из нее высунулась краснолицая, словно распаренная, женщина с малышом на руках. Волосы у женщины, подобранные под оранжевую шелковую косынку, горбатились шишками бигуди. Концы косынки торчали спереди в разные стороны.

— Тебе кого? — спросила женщина.

— Бобровых.

— Нет их! — Женщина хотела захлопнуть дверь, но, увидев, что девушка села на чемодан, подозрительно покосилась на нее и, шагнув на веранду, неловко поддерживая малыша, сдернула с веревки простыню.

Девушка усмехнулась.

— А ты не кривись! Ходят тут разные. Квартиранты ушли, разбойника своего подкинули. За ним следи да еще за домом. Тебе кого надо-то — ее или самого?

Девушка опять усмехнулась:

— Самого. Сестра я Сашина.

— Сестра? Так что же сразу-то не сказалась, голуба? На вечере твой братец, на вечере вместе с Наденькой. Димочку мне доверили, а сами пошли! Да ты проходи, проходи! — Женщина на ходу схватила со стула какую-то тряпку, сунула под кровать. — Меня Авдотьей Мироновной кличут, а ты, кажется, Дашенькой прозываешься?