Юрий Стрижевский - Повесть о мужестве

Один лишь Советский Союз откликнулся на просьбу законного республиканского правительства Испании, и в октябре в порт Картахены прибыла первая партия самолетов, посланная в помощь сражающемуся испанскому народу, а пятого ноября советские истребители «И-15» и «И-16» были уже на аэродроме Алькала близ Мадрида.

Вскоре стали прибывать и скоростные бомбардировщики «СБ». С этого времени война для немецких и итальянских пиратов перестала быть безнаказанным разбоем. В первом же бою над Мадридом наши истребители сбили девять самолетов противника, не потеряв при этом ни одного.

Эта война была первой схваткой с фашизмом.

Со всей Европы, разными путями, потянулись туда добровольцы, чтобы с оружием в руках помочь испанскому народу защитить свою республику.

вспоминал Николай строки известного стихотворения Михаила Светлова.

Героическая война испанского народа захватила и его. Разворачивая утреннюю газету, он теперь в первую очередь искал в ней хронику испанских событий.

Вскоре в газетах стали появляться фронтовые корреспонденции Михаила Кольцова, а затем и на экранах кинотеатров начали демонстрировать кинорепортажи Романа Кармена и Бориса Макасеева.

Когда в зале гас свет и раздавались первые аккорды «Испанского каприччио», под которое шли эти репортажи, зал замирал, и Николай вместе со всеми негодовал, горевал и радовался, следя за кадрами, мелькающими на экране.

Здесь он зрительно начинал представлять себе всю глубину трагедии, переживаемой испанским народом. «Но пасаран!» — мысленно повторял он пламенный лозунг, брошенный несгибаемой Пассионарней; и ему хотелось верить, что так оно и будет — они не пройдут.

К осени в летные части стали просачиваться сведения о наших добровольцах, совершающих героические дела в стране «X». Мало кто из летчиков не хотел бы быть вместе с ними. А тут еще один из товарищей Николая по полку — капитан Брагин уехал, как тогда говорили, в длительную командировку. И все догадывались, где он.

Всюду, куда только можно было, от военкомата до наркома, Николай писал письма и заявления. В них он просил, настаивал, требовал, чтобы его послали в Испанию. Иногда ему не отвечали, а иногда присылали стереотипный ответ: «Ждите, когда надо будет, вас вызовут».

Но вызова он так и не дождался: самолеты «ТБ-3», на которых летал Гастелло, в боевых операциях в Испании не участвовали, а переучивать его на машинах новых марок считали нецелесообразным.

Тридцать шестой год подходил к концу. В бригаде опять перемены: ее переформировывают в авиационный полк. Гастелло к тому времени уже командует отрядом. У него теперь четыре больших многомоторных корабля, около пятидесяти человек летно-подъемного и обслуживающего персонала, учебно-боевой «Р-5», на котором он отрабатывает программу ввода в строй молодых пилотов и программу слепых полетов с командирами кораблей.

Для тех, кто мало знает Гастелло, он все такой же скромный, простой, жизнерадостный. Все так же в свободные часы гоняет мяч на ледяном поле, играет на баяне на вечерах самодеятельности. Пожалуй, только одна Аня замечает, насколько он посерьезнел за это время. Еле заметная складка, появившаяся возле губ, незнакомый ей прежде, усталый прищур глаз говорят ей много. Теперь ее Николай отвечает не только за боевую выучку десятков людей, а и за их жизнь. Он еще больше времени проводит на аэродроме, а придя домой, наскоро обедает и садится за письменный стол.

Аня уже несколько месяцев работает в штабе полка и невольно бывает свидетельницей многих разговоров. «Грамотный, строгий, справедливый», — говорят про ее мужа и старшие и младшие по званию.

Однажды в нелетный день командир полка Иван Васильевич Лобанов сидел в своем кабинете около большого письменного стола. Было уже одиннадцать часов, но дневной свет все еще еле просачивался сквозь свинцово-серые тучи, а за широким окном, выходящим на аэродром, шуршала первая декабрьская вьюга. Летное поле, обычно оживленное, шумное от гула моторов, сегодня было безлюдно. Порывистый ветер гнал поземку, наметая сугробы. По временам с неба лавиной обрушивался снежный заряд, и тогда за сплошной белой сеткой трудно было разобрать, что делается в двух шагах.

Иван Васильевич только что прочитал очередную сводку синоптиков — такую же беспросветную, как и погода за окном. Отложив бланк, он потянулся было к книгам, лежащим около него аккуратной стопкой. В это время отворилась дверь, и в кабинет вошла Аня Гастелло.