Иван Бауков - Юность моего друга

Пятым в группе был маленького роста юноша, украинец Грыць Крапива.

Как только ушел старшой, Крапива вынул из кармана книжечку «Что должен знать стрелочник» и углубился в чтение.

Когда Андрей спустился в котлован, радость, которая его охватила при виде величественной панорамы строительства, не то чтобы померкла, нет, ее как бы отгородил от него самый характер работы. Работа была грязная и тяжелая. На эту работу шли люди, у которых в жизни, видимо, не было выбора.

Долгое время Андрей работал добросовестно, не обращая внимания на других. Наконец, Грыць Крапива торжественно заявил:

— Бросай, бидолага, ишачить, бильш карбованця все одно не заробишь. Сидай сюда и слухай: стрелочник ничего не робить, а заробля семьдесят карбованцив, самое малое, и всю жизнь чистым ходить, не як наш Митрич…

Митрич, не глядя на Грыцька, ответил:

— Медведь год не умывается, однако сало белое, а в чистом амбаре и мышь не водится…

Савельич осуждающе посмотрел на Митрича. «И охота тебе обращать внимание на молокососа», — говорил взгляд Савельича.

Грыць Крапива продолжал:

— А уся работа — хлажок жовтый, хлажок красный, дудок длинный, дудок короткий. Ось и усэ. Будемо стрелочниками, га?

Вечером барак наполнился душным запахом человеческого пота и дегтя. Свет электрических лампочек плавал в табачном дыме, как в тумане.

Митрич как дошел до койки, так и развалился на постели, не раздеваясь, не умываясь.

Савельич умылся еще по дороге к бараку. Придя в барак, он снял спецовку и оделся во все домашнее. Усевшись аккуратно на табурет подле постели Митрича, он взял со стола газету. Каждый вечер Савельич просматривал газету от корки до корки, ища, в ней каких-то новостей между строк. Он жил, ежедневно ожидая каких-то перемен. Жизнь на стройке казалась ему временной, ненастоящей. Он все надеялся, что пройдет месяц, два, ну, может, год, и вернется прежняя привычная жизнь. Прочитав газету, Савельич обращался к Митричу и начинал, видимо, мучивший его разговор.

Говорили они с Митричем об одном и том же, снова и снова повторяли высказанное уже много раз.

— Да… дела, Митрич… Однако дожили… — начинал Савельич намеками.

— Что ни говори, Савельич, а жизнь наша кончена, хуже волчьей.

— Вот так, Митрич, и жили. Пятистенная изба девять на пятнадцать, рубленная в лапу. Лес — корабельный, веку не будет… По карнизу резьба торцовая… — Помолчав, продолжал: — Бросил все… Продал за гроши и уехал… Будь они прокляты, чтоб я на них работал!..

— Дыть оно и тут, однако, не себе дом строим, Савельич, — ответил Митрич.

— Тут, не говори, Митрич, — возражал Савельич, — тут моего сердца, однако, не трогают. Тут я душой не болею за работу, не вижу, как мою землю мучают… В колхозе ведь все комом-ломом. Разве это работа?.. И кто, однако, придумал эти колхозы? Как жили-то… Семь сынов — все взрослые… Однако все бросил, чтоб не портить им жизни. Как-нибудь век свой доживем, Митрич.

Андрей смотрел на широкую спину Савельича и невольно вспоминал своего двоюродного брата Ивана Васильевича Савельева, первого энтузиаста колхозной жизни. Иван Васильевич Савельев рос без отца, воспитывая четырех сестер и двух братьев. Для него жизнь в колхозе была не только выходом из вечной нужды, но и становилась той опорой, которая делала человека хозяином своей судьбы.

А Савельич с Митричем то и дело злобно повторяли слово «колхоз». Андрей лежал и думал: «И что это за слово, которое у одних зажигает глаза радостным огоньком надежды, других же заставляет бросить семью, продать дом за бесценок и жить в душном и тесном фанерном бараке?..»

Все получилось, как говорил Грыць Крапива: «Бильш карбованця все одно не заробишь!»

Пятнадцать рублей, полученные за две недели работы, совершенно обезоружили Андрея. Этих денег едва-едва хватало только на то, чтобы пообедать один раз в день в рабочей столовой, на завтрак и ужин оставались только черный хлеб и кружка кипятка.

Грыць Крапива жил неподалеку от строительства и каждую субботу уходил домой. В понедельник он возвращался, нагруженный салом и перепками (украинские сковородные пышки). В столовую он почти не ходил.

Савельич с Митричем были при деньгах и на зарплату смотрели сквозь пальцы.

Получив первую получку, Андрей совсем опустил голову. По дороге от конторы к бараку кто-то его окликнул. Андрей оглянулся и увидел за своей спиной старшого. Старшой смотрел на Андрея и улыбался. Лицо его было все так же безразлично ко всему, и лишь узкие свиные глазки говорили о том, что человек улыбается.