Назначив четверых бойцов, из тех, что потеплее одеты, часовыми, сделав все остальные нужные распоряжения, Кузнецов окликнул Деда:
— Пойдем, Федор Иванович, потолкуем…
Они вышли на свежий воздух.
С трех сторон к заставе подступала тайга. Темно-сизые сопки высились вокруг.
Падь Золотая шла под прямым углом от границы, ветры гудели в пади, как в гигантской трубе, взвихривая и унося с собой снег.
— Морозец завтра ударит, — сказал Дед, посмотрев на помутневшую луну, окруженную светлыми кольцами.
— А как тут насчет живности? — поеживаясь от холода, спросил Кузнецов. — На губернию расчет плохой.
— Кабанов пропасть, самая лучшая пища. Только учти, на старого секача не ходи: промахнешься — задерет; охоться на самок и на молодых. Зимой ищи их в кедровнике, летом — в падях, а осенью — под дубами: охочи они до желудей.
Федор Иванович глянул сбоку на молодого чекиста: русая прядь волос выбилась из-под козырька на самые брови, светло-серые глаза сосредоточенно серьезны.
— Давненько воюешь?
— С восемнадцатого.
— А с пулей где поцеловался? — Федор Иванович еще в первую встречу заметил на шее Кузнецова яркорозовую полосу.
— Под Одессой. У Котовского служил.
— Геройский, сказывают, человек! — восхищенно произнес Дед. — Каким же манером тебя к нам закинуло?
— Сам попросился… Помнишь, как Ленин сказал? «Владивосток далеко, но ведь это город-то нашенский!»— Кузнецов улыбнулся. — Я как услыхал эти слова от Владимира Ильича, так покоя лишился: поеду, и баста!
— Неужели ты Ленина видел? — недоверчиво спросил Дед.
— Как тебя. Двадцатого ноября прошлого года на пленуме Московского Совета. Я тогда был курсантом школы ВЦИК…
Дед помолчал.
— Ильичу ведомо, что для Советской России Дальний Восток! Неспроста японцы с американцами на наш край зарились. Тут, брат, такие богатства, такие…
Ничто не могло лучше расположить Федора Ивановича к командиру пограничников, как известие, что тот самолично пожелал служить в Приморье. Кажется, если бы была возможность, Федор Иванович уговорил бы приехать сюда целый миллион человек. Конечно, не из таких, кто ищет легкой жизни, а жадных до труда — шахтеров, слесарей, пахарей. Да что миллион — прикатили бы все десять, для всех места хватит!..
— Сегодня, наверно, обойдется, — прервал Кузнецов раздумье Деда.
— Как сказать, не зарекайся, — откликнулся Федор Иванович. — Назаров должен быть где-нибудь поблизости…
Назаров, бывший полковник царской армии, после того как и здесь, на Дальнем Востоке, взяла верх Советская власть, организовал крупную банду, которая рыскала в приморской тайге, нападая на редкие села и малочисленные красноармейские отряды.
— Завтра уезжаешь, значит? — спросил вдруг Кузнецов.
— Завтра, думаю.
— Ну-ну.
Кузнецов ничего не сказал больше, но Дед понял, что чекисту не хочется так скоро расставаться с ним.
— Заждались меня в Сучане, — словно извиняясь, добавил Федор Иванович. — Отдохну малость, да и уголек рубать пора…
Однако вышло так, что Кротенков не уехал в Сучан ни завтра, ни через неделю. Утром он направился с Кузнецовым и двумя бойцами по участку показать им, где проходит линия границы. На луках седел лежали стволы винтовок. Спускаясь с сопок, кони прибавляли шагу, и было слышно, как поёкивает у них селезенка. Ветер переменился наконец и дул теперь с востока, но было все еще морозно. Над речкой висел туман.
— Столбы придется ставить. — Дед показал на замшелый камень, служивший пограничным знаком.
— С гербом советским, — улыбнулся Кузнецов.
На сопке Кабаньей — вершина ее совсем голая, похожая на вздернутую кверху кабанью морду, — их обстреляли.
— Вот окаянная сила! — пробормотал Дед, когда напуганные выстрелами кони вынесли их на соседний холм. — Назаров первым нас увидел…
Ночью на заставе никто не ложился. Кузнецов придирчиво осмотрел у бойцов оружие и приказал не смыкать глаз, однако бандиты не появились.
На следующее утро Федор Иванович не рискнул даже заикнуться о своем отъезде. Надо было помочь пограничникам и советом и делом: как поскорее отремонтировать здание заставы, в каком месте отрыть окопы на случай нападения бандитов.
Словом, Дед задержался.
А вскоре начались чрезвычайные происшествия, как их назвал молодой начальник заставы.
Пограничник Панченко задержал сразу трех контрабандистов, направлявшихся в Маньчжурию с тюками, набитыми шкурками соболя. Контрабандисты настолько привыкли к тому, что в последние годы граница не охранялась, что шли не таясь. Они предложили Панченко десяток соболей за то, чтобы тот отпустил их, и никак не могли уразуметь, почему солдат отказался от богатой взятки.
Читать дальше