Валентин Глущенко: Земля Мишки Дёмина. Крайняя точка

Рос Мишка на приволье. Поселок Апрельский стоял на крутом берегу реки. По обеим берегам, насколько хватает глаз, тянулись хребты, поросшие лесом. Как будто караваны верблюдов — горб к горбу — шагали в далекую даль. Природа вздыбила здесь землю, сделала ее горбатой. Но по хребтам держались прямоствольные — в струнку — сосновые и лиственничные боры, кое-где разреженные ельниками и осинниками. Весною с хребтов неслись в реку с ревом и гомоном ручьи. Лед на реке набухал, лопался. Разъяренная весенняя вода взламывала его, крушила, вышвыривала на берег голубыми и зелеными горами. У крутояра распускались кусты шиповника, покрывались зеленью тальники, черемуха, ольха. Наступало раздолье для любителей рыбной ловли. Они добывали в реке жирных остроносых стерлядей, огромных тайменей и налимов, наполняли лодки хариусами и окунями.

В июле поспевали черника и смородина.

В августе и сентябре начинался грибной сезон. Каждую осень Мишкина мать солила на зиму бочонка два груздей и рыжиков, маленьких, аккуратных, один к одному, как пуговицы.

В октябре наступало время пушного промысла. Много белки и соболя водилось в окрестной тайге. Мишкин отец увлекался охотой, держал охотничьих собак. К началу промысла он всегда приурочивал свой отпуск.

Суровой и обильной была земля, на которой увидел свет Мишка Демин Впрочем, суровости своего края он не замечал. Привык к каленым морозам, привык к жаре и даже на грозу этих мест — мошку — смотрел как на что-то такое, без чего нельзя жить.

Рос Мишка Демин, рос поселок Апрельский. На Мишкиных глазах рабочие переселились из бараков в отдельные дома. На Мишкиных глазах в поселке появились школа, больница. Мишка помнит, как на смену поперечным пилам пришла механическая бензопила «Дружба», как прибывали на лесопункт каждый новый трактор, каждая новая машина.

Немало людей прошло перед глазами Мишки Демина. Кто только тут не побывал! Но немногие приживались в поселке. Не широкими асфальтированными проспектами, не многоэтажными домами встречала новичков глухомань, а трудностями и неустроенностью. Все надо было создавать самим. Выдерживали самые крепкие, самые стойкие духом.

И все-таки поселок продолжал расти. С каждым годом все больше оседало в нем молодежи и семейных.

Мишкин отец, Андрей Михайлович Демин, гордился тем, что спилил здесь первое дерево.

Мишка уважал отца, старался ему подражать. Да что Мишка! Не найти было в поселке Апрельском человека, который бы неуважительно отозвался о знатном бригадире-механике. Сирота Андрей Демин, воспитанник детского дома, был тяжело ранен в Великую Отечественную войну. Осколком мины ему пропороло бок, задело легкие и позвоночник. Полтора года пролежал он в гипсе. Выписался из госпиталя — закончил школу механизаторов, женился. Но не стал искать себе что-нибудь полегче, отправился в Восточную Сибирь. Плохое здоровье мешало Андрею Демину, иногда на месяцы приковывало к постели. Но он упрямо поднимался и снова шел к своим машинам, к товарищам. Его бригада считалась лучшей в районе. О ней писали газеты, рассказывало радио, в Апрельский приезжали лесозаготовители из соседних районов, чтобы перенять опыт.

Много друзей было у Мишкиного отца. Вечерами у Деминых часто собирались люди, допоздна засиживались у самовара. Дружил отец и с охотниками из окрестных деревень. В свободный день возьмет Мишку, и отправляется они в деревню Талую к старому охотнику Пантелею Евгеновичу Брюханову. Летом Пантелей Евгенович заведовал колхозной пасекой и до заморозков жил на берегу большого лесного озера. Там Мишка и познакомился с ним. Пришел туда с отцом, разморился от жары и от дальней дороги. Угостил их Пантелей Евгенович холодным медовым квасом, взяли они сеть, — сели втроем в лодку и поплыли рыбачить. Озеро чистое, глубокое, под берегом в воде отражаются зеленые тени от деревьев.

Посередине озера Пантелей Евгенович притворно вздохнул:

— Однако неладно мы сделали, Андрей Михалыч, что парня взяли с собой. Лодка верткая, а он, видать, плавать не умеет.

— Что ты, Пантелей Евгенович! Чтобы Демины да плавать не умели? — усмехнулся отец.

Мишке страшно. Глубина под лодкой бесконечная. А он-то плавает всего, как говорят, «ножкой по дну».

Снял отец сапоги, брюки. Разделся Пантелей Евгенович.

— И то дело, искупаться по такой жаре…

Волнуется Мишка. Неужто он купаться не будет?

Бледнеет Мишка и краснеет. А отец, словно нечаянно, задел Мишку плечом. Не успел, Мишка и крикнуть, как очутился за бортом. Давай по-собачьи подгребаться, бить ногами. Отец и Пантелей Евгенович стоят в лодке, зорко наблюдают за ним. Но Мишке не потребовалось помощи. Ухватился за борт, вскарабкался в лодку. И тут же долой с себя мокрую рубаху, долой штаны — и снова в воду!..