Шарон Крич - Две луны

Наконец вышел хозяин бигля, и я вернулась внутрь. Уже после полуночи пришла медсестра и сказала, что я могу повидать бабушку. Она лежала на кровати, серая и неподвижная. В уголке рта блестела капля слюны. Дедушка наклонился к ней и прошептал что-то на ухо. Медсестра сказала:

– Вряд ли она вас слышит.

– Она очень хорошо меня слышит, – возразил дедушка. – Она всегда умела меня услышать.

Глаза у бабушки оставались закрытыми. Какие-то провода тянулись посередине её груди к мониторам, а к руке была прицеплена трубка. Я хотела обнять её, хотела, чтобы она очнулась.

– Цыплёночек, нам придётся здесь задержаться немного, – сказал дедушка. Он полез в карман и достал ключи от машины. – Вот, если тебе потребуется что-то взять из машины. – И он вложил мне в руку скомканные купюры. – На всякий случай.

– Я не хочу оставлять бабушку, – сказала я.

– Чёрт! – ответил он. – Она бы не хотела, чтобы ты теряла время, рассиживаясь в этой трухлявой больнице. Ты только шепни ей на ушко, если хочешь что-то сказать, и потом ступай и делай то, что должна сделать. А мы отсюда никуда не денемся, твоя бабушка и я. Мы будем ждать тебя здесь, – он подмигнул. – Ты уж поосторожней там, цыплёночек.

Я наклонилась и пошептала на ухо бабушке, а потом я ушла. В машине я долго изучала карту, а потом откинулась на спинку сиденья и зажмурилась. Дедушка отлично знал, что я собиралась сделать.

Ключи тревожно холодили руку. Я снова сверилась с картой. Прямо из Кер-д’Ален до Льюистона вела единственная извилистая дорога. Я завела машину, сдала назад, развернулась на парковке, притормозила и выключила двигатель. Я пересчитала деньги в кармане и ещё раз посмотрела на карту.

Есть нечто, имеющее значение даже по сравнению со смыслом жизни.

Хотя я обмирала от страха, выезжая с парковки, оказавшись на трассе, я почувствовала себя увереннее. Я ехала не спеша, и я знала, как это делать. Я молилась каждому промелькнувшему мимо дереву, а уж вдоль этой дороги их росло более чем достаточно.

Это была узкая извилистая дорога – и совсем пустая. За четыре часа я проехала четыреста миль от Кер-д’Ален до места под названием Льюистон-Хилл – на мой взгляд, это был не холм, а настоящая гора. Я вырулила на смотровую площадку на вершине. В долине далеко внизу раскинулся Льюистон, разделенный руслом Змеиной реки. Между мной и Льюистоном оставался предательский отрезок горной трассы, спускавшейся по склону прихотливыми серпантинами.

Я перегнулась через поручни, высматривая внизу автобус, который, насколько мне известно, всё ещё должен был находиться где-то у подножия горы, но ничего не разглядела.

– Я могу это сделать, – повторяла я себе раз за разом. – Я могу это сделать.

Я снова вывела машину на дорогу. На первом же серпантине сердце едва не выскочило у меня из груди. Потные ладони скользили по рулевому колесу. Я изо всех сил давила на тормоз, но дорога поворачивала так резко и спускалась так круто, что, даже притормаживая, машина шла быстрее, чем мне бы хотелось. Когда я выехала с поворота, машину занесло на травянистую обочину со стороны обрыва. От падения в пропасть меня отделял лишь трос, натянутый между редкими столбиками ограждения.

Асфальтовая змея извивалась то в одну сторону, то в другую. Полмили я ехала по ложбине внутри холма, и едва почувствовала себя немного увереннее, как после нового поворота снова оказалась на самом краю узкого карниза, и сбоку от меня чёрная пропасть уходила всё вниз, вниз, вниз. Так я и ехала туда-сюда: полмили в безопасности, поворот, полмили по краю обрыва.

На полдороге к долине показалась ещё одна смотровая площадка: узенькая лужайка, устроенная, насколько я могла судить, не для того, чтобы любоваться видом, но чтобы дать водителям возможность собраться с духом. Интересно, много ли народу на этом месте предпочли оставить машины и проделать остаток спуска пешком? Пока я стояла и смотрела вниз, к площадке подъехала ещё одна машина. Из неё вышел мужчина, встал рядом и закурил сигарету.

– А где остальные? – спросил он у меня.

– Какие остальные?

– Те, с кем ты приехала. Кто-то же был за рулём?

– Ох, – вырвалось у меня. – Где-то здесь.

– Пошли отлить, да? – сказал он, имея в виду моих предполагаемых спутников. – Это не дорога, а настоящее проклятие, особенно впотьмах. А я езжу здесь каждый день. Работаю наверху, в Пулмане, а живу внизу, – он кивнул на огни Льюистона и тёмную ленту реки. – Ты уже бывала здесь?

– Нет.