Лемони Сникет - Тридцать три несчастья. Том 4. Занавес опускается [книги 11-13] [сборник litres]

– Хорошо, что вы так думаете, – сказала Эсме Скволор. – Сейчас вам самому, Франк, придется сделать кое-какой выбор. А ну скажите мне, где сахарница, а не то пожалеете!

– Это не выбор, а я не Франк, – сказал Дьюи.

– Тогда сейчас вам самому, Эрнест, придется сделать кое-какой выбор, – нахмурилась Эсме. – А ну скажите мне, где сахарница, а не то…

– Дьюи, – сказала Солнышко.

Эсме прищурилась на младшую Бодлер, и та заметила, что и ресницы у злодейской подруги Олафа тоже были накрашены серебряным.

– Чего? – спросила Эсме.

– Точно-точно, – сказал Граф Олаф. – Он самый. Библиотекарь-подпольщик. Оказалось, он не мифический персонаж. Как Верди.

– Правда? – спросила Эсме. – Так, значит, кто-то действительно каталогизировал все, что происходило между нами?

– Это дело всей моей жизни. В моем каталоге есть место всякой животрепещущей тайне, – подтвердил Дьюи.

– Тогда вы знаете все о сахарнице, – сказала Эсме, – и что у нее внутри. Вы знаете, как это важно и сколько жизней положено в поисках этого предмета. Вы знаете, как трудно было найти для него надежное, безопасное и аккуратное вместилище. Вы знаете, что этот предмет значит для Бодлеров и что он значит для Сникетов.

Топнув сандалией, злодейка приблизилась к Дьюи на шаг и вытянула серебряный ноготь – тот, на котором была буква «С», – едва не вонзив его библиотекарю в глаз.

– И вы знаете, – ужасным голосом закончила она, – что он принадлежит мне!

– Уже нет, – ответил Дьюи.

– Беатрис украла его у меня ! – завизжала Эсме.

– На свете есть вещи похуже воровства, – сказал Дьюи.

При этих словах злодейка язвительно засмеялась библиотекарю в лицо, и у Бодлеров кровь застыла в жилах.

– Еще бы, – сказала она и шагнула к Кармелите Спатс. Вытянув острый ноготь, тот, на котором была буква «М», она передвинула ствол гарпунного ружья и нацелила его прямо в Дьюи. – А ну скажите мне, как открыть дверь, а не то эта маленькая девочка вас загарпунит!

– И никакая я не маленькая девочка! – противным голосом напомнила ей Кармелита. – Я футбольно-ковбойски-супергероически-солдатская пиратка! А стрелять я не буду, пока графуля не научит меня плеваться!

– А ну делай, как говорят, Кармелита! – зарычал Граф Олаф. – Я уже купил тебе этот дурацкий наряд и лодку, чтобы промышлять в открытом бассейне. Немедленно целься в Дьюи!

– Научи меня плеваться! – возразила Кармелита.

– Целься в Дьюи!

– Научи меня плеваться!

– Целься в Дьюи!

– Научи меня плеваться!

– Целься!

– Плеваться!

– Целься!

– Плеваться!

Граф Олаф скрипуче взревел и вырвал гарпунное ружье у Кармелиты из рук, так что она шлепнулась на пол.

– Никогда в жизни не буду учить тебя плеваться! – заорал злодей. – Ха!

– Милый! – ахнула Эсме. – Нельзя же нарушать обещание, которое мы дали этой прелестной девчушке!

– И никакая я не прелестная девчушка! – заверещала Кармелита. – Я футбольно-ковбойски-супергероически-солдатская пиратка!

– Ты избалованная малявка! – возразил Олаф. – Вот уж чего я в жизни не хотел – так это чтобы поблизости ошивалось это гнусное отродье! Пора вбить тебе ума в голову!

– Но ум сейчас не в моде! – сказала Эсме.

– А мне наплевать, что в моде и что не в моде! – заорал Олаф. – Мне надоела подруга, у которой один гламур на уме! С утра до вечера только и торчишь в соляриях на крышах, а всю работу сваливаешь на меня!

– Если бы я не была на крыше, – обиделась Эсме, – сахарница попала бы в лапы Г. П. В.! Кроме того, я охраняла…

– Что ты там делала, это не важно, – заявил Олаф. – Ты уволена!

– Ты не имеешь права меня увольнять! – зашипела Эсме. – Я увольняюсь по собственному желанию!

– Ладно, тогда ты уходишь по обоюдному согласию сторон, – проворчал Олаф, а затем, издав еще одно лаконичное «Ха!», вскинул гарпунное ружье и прицелился в Дьюи Денумана. – Говорите, какие три фразы мы должны напечатать на замке, чтобы открыть Глагольно перекрытый вход и обыскать прачечную!

– В прачечной вы не найдете ничего, кроме груды грязного белья, нескольких стиральных и сушильных машин и некоторого количества крайне горючих химикалий, – ответил Дьюи.

– Может быть, вид у меня свежий и цветущий, но это не значит, будто я вчера родился! Ха! – прорычал Граф Олаф. – Если в прачечной ничего нет, зачем же вы превратили ее дверь в Глагольно перекрытый вход?

– А если это просто приманка? – сказал Дьюи, но Вайолет по-прежнему чувствовала, как дрожит его рука.