Виктор Скачков - Сталинградский Гаврош

Генка и без солдата знал, что немцев сейчас не били, а добивали, как добивают зверя, который смертельно ранен, но еще клацает зубами. Солдатик поблагодарил за воду и собрался уходить, но в это время из-под нар выскочила заспанная Вихра, выскочила без лая и рыка, а просто так, будто ее чем-то укололи. Солдатик дернулся и то ли со страха, то ли сдуру полоснул по Вихре очередью. Генка сжал кулаки и закричал:

— Ты мою собаку убил, негодяй!

«Негодяй» глуповато полупал глазами и выскочил из блиндажа.

Вся земля вокруг Генкиного блиндажа была издырявлена оспинками воронок и всевозможных ям того же происхождения, что и воронки. Генка выбрал подходящую и осторожно опустил в нее Вихру. Забросал воронку комьями мерзлой земли. Комья тоже бросал осторожно, как будто Вихре могло быть еще больно… Образовался холмик наподобие могильного. Долго еще сидел над ним Генка, молчаливый и задумчивый. Вихра выросла на его глазах, была ему преданным и надежным другом. Всей своей собачьей душой она любила Генку. Теперь ее нету.

Вскоре случилось то, что должно было случиться и чего с нетерпением все ждали, — немцы капитулировали. Ликовали оставшиеся в живых сталинградцы, ликовали солдаты-победители, ликовал, конечно, и Генка Сиволобов.

К Волге потянулись вереницы пленных немцев. Со своими дружками Мишкой Прихно и Витькой Крыловым Генка бегал по улицам среди развалин и глазел на пленных. Жалкое зрелище. Худые, обмороженные, обмотанные всевозможным тряпьем (лишь бы согреться) мужчины. На ногах огромные нелепые корзины из соломы. Русские люди такой обуви не знали. Ей даже нет названия в русском языке. А солому русские люди использовали на подстилку скоту и частично на корм. В холодные зимы они носили шапки, валенки, полушубки и шубы, а на руках рукавицы из овчины. Тепло и удобно в работе. А немцы все шли. Еще вчера они считали себя непобедимыми. Еще вчера они были грозной силой третьего рейха. Они покорили Европу, за шесть недель разгромили Францию, оккупировали пол-России и дошли до Волги. Да, были, но, как говорится, сплыли… Россия не Европа и не Франция. Россия никогда не любила чужаков, изгоняла их и била, а если точнее, то изгонял их всегда и бил народ русский. Так было и теперь, через 563 года после Куликовской битвы и через 131 год после войны 1812 года. Ни Генка, ни его друзья об этом, конечно, не думали. Они просто радовались освобождению, радовались победе, радовались тому, что вокруг не свистят пули, не рвутся мины и снаряды. А еще грозные вчера вояки-фрицы были жалкими и слабыми людьми, взятыми, как говаривали встарь, в полон. Они шли как призраки, их сопровождали румяные от мороза конвоиры в шапках, белых полушубках и валенках. Вот так-то, господа любители российских просторов, глядите и думайте…

Веселый Мишка Прихно громко сказал Генке:

— Вот бы щас Паулюс поглядел на своих вояк!

Генка смахнул с бровей иней и ответил:

— Еще бы лучше было, если бы их увидел щас сам Гитлерюга.

Мишка рассмеялся и, подойдя к Генке и еще смеясь, сказал ему на ухо:

— Он бы со страху в штаны наклал.

Немцы хмуро косились на смеющихся русских мальчишек. А Паулюс, между прочим, в это время в одиночестве сидел в подвале универмага и ждал представителей Красной Армии, которые должны были его пленить. По его худым, впалым щекам катились скупые мужские слезы. Он пытался их сдержать и не мог. Они невольно катились из глаз. Так он оплакивал свою армию и свою собственную судьбу. Прикрыв глаза, вдруг ясно и четко увидел тот день и тот момент, когда Гитлер назначил его командующим шестой полевой армией.

— С этой армией, генерал, можно небеса штурмовать! — патетически воскликнул Гитлер. При этом он нервно прохаживался перед только что назначенным командующим. Его черные глаза лихорадочно блестели. Уверенность Гитлера передалась и Паулюсу. Тогда и ему казалось, что на свете нет силы, которая могла бы противостоять шестой полевой армии и что с ней действительно можно небеса штурмовать. А сейчас он прошептал:

— Но только не Россию, мой фюрер.

Положил на стол пистолет и солдатскую книжку.

Адъютант армии Вильгельм Адам уже успел вписать в нее новое звание командующего — генерал-фельдмаршал. А пистолет ему недавно прислал Гитлер с намеком на то, что он покончит жизнь самоубийством.

— Нет, такого удовольствия я ему не доставлю, — прошептал Паулюс. Поднявшись над столом, вслух сказал: — Да, только не Россию.

За дверью послышались нечастые четкие шаги. Паулюс достал платок и торопливо вытер лицо. Ему очень не хотелось, чтоб его увидели плачущим.