Грейс Лин - Звёздная Река [litres]

– А где жаба?

Господин Шань с потерянным видом сидел на корточках над осколками посуды. Голова его скорбно поникла. У Жэньди похолодело внутри, словно он проглотил ледышку.

– Она… с ней… с ней всё в порядке?

Господин Шань поднял голову и посмотрел на Жэньди. Глаза его были печальны, как у ребёнка, которому кто-то сделал очень больно.

– Нет, – ответил он.

– Бр-р-р-ре-ке-ке! – жалобно прокряхтела жаба в руках господина Шаня.

Её полное светлячков брюшко всё ещё светилось зелёным, но в ярко освещённой столовой это было не так заметно. Жэньди и его спасители сидели за столом, и все они с состраданием смотрели на жабу. Жэньди пил чай, но горло всё равно оставалось пересохшим и сдавленным. Ночные звуки снова были полны печали. Если бы кто-то когда-то сказал Жэньди, что он будет так горевать из-за жабы, он бы ни за что не поверил.

Фан и Лю, в панике унося из гостиницы свои неуклюжие ноги, наступили на жабу. Одна из её задних лапок болталась, как безвольная плоская ленточка.

– А эту лапку можно вылечить? – тихо спросила Мэйлань.

Хозяин Чао помотал головой.

– Нет, – сказал он. – Её придётся отрезать.

– Отрезать? – в ужасе воскликнула Пэйи. – Что ты, отец! Нельзя!

– Мы должны это сделать, – подтвердила вдова Янь. – Так будет лучше для жабы.

– Нет! – выкрикнул Жэньди, дрожа от внезапной ярости. – Я не позволю!

Пэйи и Жэньди встали рядом, плечом к плечу, как солдаты перед боем. Жэньди сцепил зубы и сжал кулаки. Госпожа Чан подошла к ним, взяла за руки и повела прочь.

– Иногда самое верное решение оказывается самым мучительным, – сказала она.

Пэйи оглянулась – и побелела. Жэньди, проследив за её взглядом, увидел, что хозяин Чао держит в руках свой самый острый нож.

– Нет! – завопил Жэньди и рванулся назад, но госпожа Чан не пустила его. Он бросился на неё с кулаками, но она легко перехватила оба его запястья. Её пальцы, сильные, но нежные, остудили его гнев, как прохладная вода остужает ожог. Небо печально вздохнуло.

– Жэньди, – сказала госпожа Чан, и он замер под её спокойным взглядом, – иногда самое верное решение оказывается самым мучительным, но решение, принятое в гневе, верным не бывает никогда.

Она усадила их обоих, Жэньди и Пэйи, лицом к окну.

– Помните, я рассказывала историю про Ван И – и про его жену, Лунную Даму? Как она приняла пилюлю бессмертия и оказалась на луне? Ван И начал принимать правильные решения, только когда его гнев остыл.

– А он начал? – спросила Пэйи рассеянно, потому что мысли её по-прежнему были о жабе.

– Да, – ответила госпожа Чан.

Когда жена Ван И прыгнула на луну и скрылась из виду, Ван И очень, очень рассердился. В гневе он уничтожил всё её имущество, запретил всем, даже детям, упоминать о ней, а сам женился на другой, потом на третьей и так далее. Но гнев его никак не утихал, и он никак не мог забыть свою первую жену. Тогда Ван И велел художникам нарисовать её портреты в виде жабы и неустанно насмехался над нелепым чудищем, проглотившим луну. Но в смехе его не было радости. И каждый вечер он проклинал луну.

Однако его злость на луну обернулась против него самого. Ночи напролёт Ван И ворочался без сна, будто лежал не на мягкой постели, а на горячих углях. Если же ему всё-таки удавалось уснуть, то его донимали кошмары. Ему снились вопящие от ужаса люди, мёртвые звери, окровавленные когти. Вскоре и дни и ночи его превратились в сплошное мучение.

Но однажды ночью, когда Ван И наконец задремал, ему приснился сон совсем иного рода. В этом сне какой-то старик сидел перед ним скрестив ноги, словно поджидал. Ван И направился к нему, но старик поднялся и стал удаляться, жестом приглашая следовать за ним.

Старик провёл Ван И через плоское каменное поле, совершенно пустое, не считая двух прекрасных дворцов, которые стояли рядом, вплотную один к другому. Лазурная черепица сияла, словно ясное небо, а стены были гладкими, как отполированный нефрит. Дворцы были похожи как две капли воды и различались лишь золотыми надписями над входом: одна из них гласила «ПЕЧАЛЬ», а другая «РАДОСТЬ».

Старик ввёл Ван И во дворец печали. Они оказались в огромной трапезной, где витали чудесные ароматы, а длинный стол ломился от яств. Чего тут только не было: молодые побеги бамбука, нарезанные тоненько, словно лепестки хризантем; утка с янтарной поджаристой корочкой; золотистый суп; кусочки тёмно-красной свинины, блестящие, словно покрытые лаком. Всего этого было не просто вдоволь, а бесконечно много.