Грейс Лин - Звёздная Река [litres]

– Выпьем же наконец вина! – сказал Фан, повернувшись к столику.

– И закусим! – добавил Лю, жадно глядя на уставленный яствами поднос. Он снял крышку с самого большого блюда. – Ну-ка, что нам тут…

Вдруг он осёкся. Комнату заполонил омерзительный запах. Рука Лю с крышкой застыла в воздухе, а глаза, казалось, выкатились на лоб.

Под крышкой оказалась огромная, раздутая, светящаяся жаба. Её огромное брюхо горело жутким зелёным огнём, как будто она проглотила привидение. Жаба сидела в луже гадкой красно-чёрной жижи, бородавки её пузырились, из выпученных немигающих глаз растекались чёрные полосы. От невыносимого зловония у Жэньди потекли слёзы.

– Ядовитая Жаба! – прошептал Фан.

Жаба разинула рот. Оттуда выпорхнул крошечный огонёк, который она тут же подхватила своим гнусным языком и забросила в глотку, а потом проблеяла:

– Бре-ке-ке!

Фан и Лю хором заорали, стол перевернулся, свеча погасла, дальше Жэньди ничего не видел, слышал только звон разбитой посуды и проклятия, пока воры, отталкивая друг друга и оскальзываясь, бежали к двери. Они вопили, они задыхались от ужаса, они всхлипывали, они сыпали руганью; наконец им удалось распахнуть дверь. В комнату проник свежий воздух и слабый свет. Под завывания ночи Фан и Лю выбежали вон, запрыгнули на лошадей и помчали в черноту, прочь от Гостиницы Ясного Неба.

Жэньди ошалело таращил глаза. Бледный прямоугольник света из коридора открыл его взгляду перебитую посуду, разлетевшуюся по полу еду и разлитое вино. Но комната была пуста! Фан и Лю сбежали! Без него! Он боялся поверить собственному счастью.

Потом – словно взорвалась хлопушка – комната наполнилась светом фонарей, и шумом, и людьми.

– Жэньди! Жэньди! Ты цел? С тобой всё в порядке? – допытывалась Пэйи.

Крики сливались в неразборчивый гомон, яркий свет фонарей слепил глаза. Когда к Жэньди вернулось зрение, он увидел множество лиц, озабоченно глядящих на него сверху вниз. Это были лица Пэйи, хозяина Чао, госпожи Чан, господина Шаня, даже вдовы Янь и Мэйлань. Жэньди смотрел на них, щурясь и моргая, словно только что пробудился от кошмарного сна.

– Сейчас, сейчас, – хозяин Чао перерéзал путы на запястьях Жэньди.

Вдова Янь развязала его ноги, госпожа Чан вытащила кляп. А Пэйи тараторила без умолку, её сбивчивая речь мчалась, как струйка в стремнине бурной речки:

– Мы увидели, как они тебя схватили – мы с госпожой Чан – из её окна! И я не знала, что делать, но госпожа Чан велела мне позвать господина Шаня, а господин Шань велел нам попросить у вдовы Янь её знаменитый вонючий тофу, и накормить жабу светлячками, и нарисовать мне на лбу символ ван , и устроить весь этот спектакль с Ядовитой Жабой…

– А? – только и сумел выговорить Жэньди. Голова у него шла кругом. Спектакль? Так это был розыгрыш? И этот тошнотворный запах ядовитых испарений – это был тот самый тофу вдовы Янь? А жуткая светящаяся тварь – это всего лишь жаба господина Шаня, поужинавшая светлячками? От потрясения он даже не мог рассмеяться.

– Мы знали, что эти двое суеверны, – продолжала Пэйи, – и господин Шань сказал, что лучший способ спасти тебя – это перепугать их до полусмерти, чтобы они бежали без оглядки. Но мне было так страшно, Жэньди! Зачем они тебя схватили? Что им было от тебя нужно? А знаешь, как отец сделал жабью кровь? Он выварил в кипятке свои поясные бусы – я это уже говорила?

– А? – снова спросил Жэньди.

Пэйи задавала слишком много вопросов, он не успевал отвечать на них и был этому даже рад. Потому что не знал, что ответить.

– Пэйи, – сказала Мэйлань, – подробности ты можешь рассказать и потом.

– Верно, – подтвердил хозяин Чао, помогая Жэньди встать. Ноги затекли и болели, словно он не шевелился много дней кряду. – Идёмте вниз!

Стоя в этой полной народу и залитой светом комнате, в той самой комнате, где всего минуту назад было так темно и безнадёжно, Жэньди внезапно осознал, что произошло. Пэйи, госпожа Чан, хозяин Чао и остальные – все они устроили заговор, чтобы его спасти! Они придумали план и воплотили его в жизнь! Спасти его, Жэньди, который только и делал, что презрительно хмыкал и фыркал, грубил и огрызался и не желал ни с кем водить дружбу в этой нищей деревушке. Ночь всхлипнула, и Жэньди открыл рот, чтобы что-то сказать, но в горле пересохло, а глаза наполнились слезами. Он проморгался, сглотнул слюну и сказал вдруг совсем не то, что собирался: