Лев Квин - Икс, Игрек, Зет

— Снимай!

— Как? Я же…

— Кому я говорю! — обрушился на него Злобин. — Ты будешь снимать или нет?

Саня, замирая от счастья, нажал спусковую кнопку. Аппарат застрекотал.

— Еще снимай! Еще!

Он снял метров пятьдесят, не меньше.

— Вот теперь хватит.

Они стали собирать аппаратуру.

— Молодчина! Ну, молодчина! — все никак не мог успокоиться Сиволап. — Во кадрики! Смотри теперь себя в передаче.

— Когда?

— В субботу… А ты лучше приходи прямо на тракт — в пятницу, после обеда, часа в четыре. Скажешь дежурному — я разрешил.

— А можно я с собой ребят приведу? — расхрабрился Саня.

— Можно! Тебе все можно! — Сиволап потрепал Саню по щекам. — Только не больше ста.

— Что вы! Я всего двоих. Четверых — самое большое…

Саня на студийном автобусе не поехал. Он попросил у Злобина карандаш и стал переписывать текст листовки.

Из музея Саня пошел в студию и домой вернулся вместе с папой.

— Сбегай во двор за Димкой, — сказала мама.

Димку Саня обнаружил за домом. Во главе отряда разнокалиберных дошколят он носился по сараям, уже очищенным от снега, перепрыгивая с одной крыши на другую и производя страшный шум.

— Димка, домой!

Димка ухнул с крыши прямо в сугроб, ушел с головой в снег. С трудом выбрался оттуда и, отряхнувшись, подбежал к Сане.

— Только папе не говори.

— Что вы тут придумали?

— Прыгаем. Храбрость воспитываем.

— На земле прыгайте. Зачем на крышах?

— На земле не страшно — значит, храбрость не воспитывается. Надо там, где страшно-.

— Ерунда какая!

Саня кривил душой. Ему тоже захотелось немножко повоспитывать храбрость на сараях. Но бегать по крышам сейчас, на виду всего двора, да еще с дошколятами…

На лестнице его остановил спускавшийся вниз мужчина.

— Зазнался, историк! Своих не узнаешь!

Рыжий археолог! С чемоданом, снова веселый, как в поезде, с насмешливым блеском в глазах.

— Ой, правда, не узнал… Вы меня искали?

— Пока еще не возникла надобность, — улыбнулся археолог. — Просто, заходил за вещами. Виталий Евгеньевич пустил меня на квартиру как прилетели из Подгорска.

— А сын как? — поинтересовался Саня.

— Представь себе — жив-здоров!

— Ага! — обрадовался Саня. — Я вам сказал тогда, что выздоровеет, а вы даже слушать не захотели… Он свинкой болел? Или коклюшем?

— Нет… Просто пуговицу проглотил. Вот такую большущую. Чуть не задохся.

— Пуговицу? — Саня расхохотался. — Так она ведь невкусная.

— Вот и я ему говорил: нашел что кушать!

— А он что?

— Не хотел, говорит, но она ведь круглая. Сама, говорит, скушалась… Ну, я пойду, они ждут меня возле столовой.

— Ананасы! — вспомнил Саня. — Вы же тогда в столовой сетку с ананасами забыли.

— Тсс! — Археолог приложил палец к губам. — Что было, то сплыло. О том дне — молчок! Пусть он останется нашей тайной. Нераскрытой тайной истории и археологии. Звучит?

— Звучит, — весело подтвердил Саня.

— Смотри, я на тебя очень рассчитываю… Забегай на досуге, коллега…

После обеда явился Боря. Он страшно стеснялся, не хотел раздеваться — видно боялся, что Санины мама и папа будут его упрекать за Подгорск. Но папы дома не было — уже ушел в студию, а мама вытащила из чулана в переднюю старую, перегоревшую электроплитку, которая года два как вышла на пенсию.

— Посмотри, Боря, что с ней случилось?

— У нас же две новых! — удивился Саня.

— Не твое дело! — отрезала мама. — Другой мальчик сам починил бы!.. Только здесь темно, Боренька. Пройди в комнату.

Боря занялся плиткой и перестал стесняться.

Они ждали до четверти пятого. Сокола все не было.

— Он не придет, — сказал Боря.

— Обождем до половины.

— Вот увидишь!

Сокол так и не пришел. Тогда решили: они отправятся за книгой сами.

Мама спросила:

— Куда?

— В библиотеку.

— В семь чтобы был дома.

— Хорошо, мамочка.

— Успеем? — шепотом спросил Боря.

— Все равно! Уйду! В семь — и кончено! Они меня даже как следует не поругали.

На улице возле дома кто-то крикнул:

— Стой! Стрелять буду!

Они обернулись. Виталий Евгеньевич!

— Зачем вы сказали папе? — упрекнул его Саня. — Я же просил.

— Разве? Понимаешь, последнее время какие-то странные провалы в памяти… Ты сердишься? Не надо! Есть даже древняя поговорка: «Ты сердишься, Юпитер, значит, ты неправ». Руку! Я тебя обидел, я тебя прощаю. Мирись, мирись, мирись, больше не дерись. Все. Мир!.. Расскажите лучше, как ваши дела, открыватели сокровищ?