Лев Квин - Икс, Игрек, Зет

Боря промолчал.

— Ты — Зет?

— Я — против! Против! Против!

— Ну хорошо, ты один против. Мы оба за… Двое за прекращение, один против. Итак, поиски прекращаются. Есть возражения?

— Есть! Я тоже против, — сказал Боря. — Раз начали, надо выяснить все до конца.

— Ага! Двое против прекращения, один за, — закричал, торжествуя, Саня. — Ты должен подчиниться!

— Что ты орешь? — поморщился Сокол. — Здесь не глухие.

Сразу заходить домой опасно. Саня решил сначала отыскать Димку и разведать обстановку.

Братишка нашелся на лестнице. Позоря род мужской, он самоотверженно резался в куклы с соседскими Наташкой и Иркой.

— Димка!

Застигнутый за презренным занятием, Димка поспешил отречься. Он живо спрыгнул с подоконника и, заложив руки за спину, посмотрел на своих партнерш с предательским снисхождением.

Но Сане было не до него.

— Меня дома не ищут?

— Ой, Саня! — сразу спохватился Димка. — Что тебе будет! Папа узнал, что ты уехал в Подгорск. Он бегал к Борьке домой, а когда вернулся, сказал: «Я его на порог не пущу».

— Так и сказал?

Саня старался придать голосу удалую веселость.

— Ага! И еще сказал: «Он больше не наш сын». Это ты не наш сын, — пояснил Димка.

Саня повернулся и пошел вниз.

— Ты куда теперь? — Димка перегнулся через перила. — В детдом, да?

Он не вернется домой! Куда угодно, только не домой… Но они будут очень волноваться. Мама… И папа тоже.

— Я пошел к товарищу ночевать. Скажи им. Скажешь?

— К какому?

Саня чуть помедлил.

— Не знаю…

Он сказал неправду. Он точно знал, куда пойдет. Конечно, к Борьке. К кому еще?..

Он явился в недобрый час. Шло разбирательство. Борька стоял возле стола, упрямо сжав губы и слегка согнув голову. Николай Иванович в волнении расхаживал по комнате, ну, совсем, как Санин папа. В стороне, на диване, сидел Борин дед, сухой, бородатый, с длинным крючковатым носом, и, положив на колени тяжелые бугристые руки, не мигая, смотрел на Борю из-под седых, нависших над глазами бровей. А в приоткрытой двери соседней комнаты торчали, одна над другой, три головки с испуганно-любопытными глазенками. Дед сердито цыкал, головки дружно исчезали. Но уже через секунду на уровне дверной ручки вновь появлялась голова с косичками и пышным бантом. Затем, пониже ее, вторая голова — тоже с косичками, но пожиже и без банта. И, наконец, совсем внизу, у самого пола, возникал потешный пучеглазик с выпачканной рожицей и пушком на темени.

— Здравствуйте.

Саня поздоровался со всеми, но смотрел при этом на деда — он его немного побаивался. Дед ничего не ответил, лишь, моргнув, подсек Саню острым и цепким, как рыболовный крючок, взглядом выцветших глаз.

— А, и второй явился! — Вид у Бориного папы был сердитый, и Саня сразу же подумал, что сделал ошибку, придя сюда: надо было лучше к Соколу. — Тоже хорош, нечего сказать! Говоришь с ним — ну, совсем взрослый, а тут такую штуку выкинуть… Эх ты! Я думал, ты поумнее… Зачем ездили в Подгорск, а?

— Ездили? — Захваченный врасплох, Саня не знал, что ответить. — Ну… Ну… Так… Просто…

— Я же говорил, — Боря смотрел на отца исподлобья, не выпрямляя головы. — Там у них мальчишка есть один…

— Ма-алчать! — топнул ногой Николай Иванович. — Не тебя спрашиваю!

Но Саня уже понял.

— Мальчик там один, Федя Федоров. У него ультразвуковая модель. Свистнешь — она стоит. Свистнешь — она идет.

Он снова посмотрел на деда и осекся: жесткие губы чуть дрогнули в ехидной усмешке. Не верит!

Николай Иванович вновь заходил по комнате.

— Свистуны!.. Взять бы хороший ремень… Именины какие-то придумали! Разбойники! Родители им совсем нипочем. Что хотят, то творят.

— Ты сам такой был, — прозвучало с дивана.

Николай Иванович вздрогнул от неожиданности.

— Что? — повернулся он к деду.

— Сам, говорю, такой был. Нечего теперь глотку драть.

— Знаешь что, батя, — Николай Иванович едва скрывал раздражение. — Не порть мне ребенка.

— Ма-алчать! — вдруг гаркнул дед, совсем как минуту назад Николай Иванович, и встал, длинный, прямой, как жердь. — С кем говоришь! На отца голос подымаешь!.. Говорю, сам такой был, значит, был. Забыл, как летом в Медведихе мать тебе ворот на рубахе зашивала суровыми нитками, чтобы ты в омут на речке не сигал. А ты что? Ты все равно. В рубахе, в рубахе! Прибегал мокрый домой и еще врал, что в лужу свалился. Забыл?

— Батя, не надо, — примирительно сказал Николай Иванович и оглянулся на ребят. — Не место здесь.