Евгения Басова - Изо [litres]

Вечером мама спрашивала:

– Света, что случилось?

И ей хотелось скорее закончить ужин и уйти к себе в комнату.

Папа подчеркнуто задорно сказал:

– А вот мы посмотрим Светкин дневник!

И тут же смешался – вспомнил, что уже когда-то говорил так, и не стал смотреть.

– Может, ты поссорилась с кем? – допытывалась мама. – Или, может быть… Может, эта опять появилась на горизонте – Катя Трофимова?

В мамином голосе Свете послышалось обещание наказания. И слог «фи» стоял в Катиной фамилии как будто нарочно, чтоб маме удобнее было сморщиться в этом месте: «Трофи-и-имова».

– Нет-нет, – поспешно сказала Света, – Катя на горизонте не появилась.

И потом в кровати она думала: «Как хорошо устроено, что, когда тебе плохо или страшно, всегда хочется спать…»

Утром ее торопили: она всегда поднималась тяжело. На математике Кира Львовна сказала, что не узнает ее, а Света сама себя не узнавала, у нее не получалось перестать думать о Кате, погрузившись хоть в какую-нибудь задачку, и даже на английском в ушах стояло Катино: «Пойду мусор выносить – и сразу в дырку в заборе…» – а про каждое английское слово надо было вспоминать, что оно значит.

Физкультура была на улице. Только те, кого взяли в гимнастику, занимались в зале у зеркала; Нину приняли в гимнастику, а Свету нет, выбрали только четырех девочек, остальным надо было наматывать круги с мальчишками в школьном дворе.

И когда все, потные, шли в раздевалку, Катя стояла за школьным забором и глядела на свой бывший класс.

Свету охватила темная обездвиживающая тоска. Только в одну сторону она и могла идти – к забору, возле которого ждала ее Катя. «Нину позови, Нину позови», – прошелестело у Светы за спиной, и она не поняла, был голос или послышалось; ей очень хотелось, чтобы Нина пришла. Но Нина не могла оказаться здесь: она занималась в зале гимнастикой!

– Мне надо успеть до двух часов обратно в детдом, – сказала Катя. – Давай ты не будешь переодеваться.

Света глянула на прутья забора, на которые она опиралась. На уровне коленок два прута широко расходились в стороны. Света присела – и вот она уже на другой стороне.

– Света! – раздался сзади голос, и она сразу поняла – чей.

Нина бежала к ним в черном гимнастическом купальнике с большим вырезом, но зато с длинными, до кистей рук, рукавами.

– У нас, между прочим, сейчас русский будет! А потом изо, – выдохнула Нина, и Света не знала, что отвечать ей.

Но Нина не глядела на нее и не ждала ответа, она смотрела на Катю так, как умела смотреть на людей, которые не нравились ей: так, будто они ничего не значат – не только для нее, но и ни для кого, даже для себя самих.

– Катя, – сказала Нина, – я все хочу спросить: зачем ты ходишь сюда? Это уже не твой класс, ты с нами не учишься. Ты дружи со своими, с теми детьми, которые с тобой сейчас учатся. А сюда не ходи. Здесь никто не хочет с тобой дружить.

Света испугалась, что кто-то мог сказать Кате такое. Сейчас Катя посмотрит ей в лицо, спросит без слов: как это? И надо будет отвечать что-то. И объяснять что-то Нине. Что это уже все равно, что сейчас русский и потом ненавистное изо. Света поняла вдруг, что ей все равно, что на изо скучно и что Анна Дмитриевна не любит ее. Все, что могла сказать Анна Дмитриевна, и все плохие оценки, которые она могла поставить, не значили ничего в сравнении с тем, что ждало Свету теперь.

Она беспомощно глянула Нине в лицо, но та не смотрела на нее, а смотрела на Катю. А Катя в испуге смотрела на Нину.

– Иди лучше к себе, – сказала Нина. – Ты, наверно, без спросу ушла. Ругаться будут.

Катя повернулась и пошла от забора к остановке, не сказав ничего. Света увидела, что она сутулится так сильно, что низко завязанный хвостик выглядит поднятым высоко, почти к макушке. Сейчас он виделся Свете таким, как был – необыкновенно тонким, распадающимся на прядки-сосульки. И сама Катя виделась ей такой, какой ее, наверное, видели другие: слабой, горбящейся, чего-то очень боящейся.

Прежде чем скрыться за ближним домом, она повернулась и выкрикнула:

– А я все равно приду! Вот, я прямо завтра приду!

– Пусть только попробует! Я взрослых позову! – пообещала Нина.

Света оглянулась. Миша Анчугин тоже стоял возле забора, рядом с Ниной. А она ведь даже не вспоминала его! И еще несколько одноклассников не ушли в раздевалку, хотя они теперь точно опоздают на русский! Нина сказала Кате дружить со своими, с теми, с кем она учится. А эти ребята – Миша, и Нина, и остальные – были для нее, для Светы, своими.