Такое соседство со мной способствовало взлетам и падениям в учебе еще нескольких учеников, пока в девятом классе меня не посадили с Драконом. А так как он уже давно и прочно переваливался с двойки на тройку, к тому же плохо читал по слогам, писал еще хуже и не стремился ни к каким вершинам знаний (да ему бы и не поверили), наше дальнейшее соседство никак не отразилось на его оценках. Дракон состоял из примерно ста килограммов мышц и провел большую часть школы на тренировках, сборах и чемпионатах, к шестнадцати годам навыигрывал все, что только можно выиграть, а потому к старшим классам мы начали видеть его уже регулярно. Его посадили со мной, и учителя ставили ему теперь тройки — за отсутствие прогулов и моргающие глаза вместо ответов.
Но я хотел написать про Мишу. Точнее, я все про себя пишу, но этот кусочек будет через Мишу. Его от меня в первом классе пересадили к простой девочке, они делили тройки, двойки и крайне редкие четверки на двоих и просидели вплоть до выпуска в девятом классе. К концу начальной школы уже было понятно, кто и как будет учиться, точнее, уже учится. Но существование в тепличных условиях одного учителя до четвертого класса делает не такой заметной разницу в оценках и знаниях, все еще идут более-менее кучно, резкие срывы случаются лишь в особо тяжелых случаях. Я всю начальную школу старался быть как все и со всеми, и вроде бы это получалось. Я был один из лучших, но это меня никак не выделяло и никого не раздражало. Проблемы начались, когда мы вырвались из мирка одного кабинета на просторы всей школы — к разным учителям. Резко стало понятно, что большинство у нас — уже троечники, немного хорошистов, а в основном — хорошисток, много двоечников, а вот отличников как-то катастрофически мало. И я — среди них. Не то чтобы я рвался получать хорошие оценки — я никогда особо ничего не учил и, тем более, не зазубривал, — просто мне нравилось учиться, я привык все делать хорошо, и поэтому учеба мне давалась довольно легко.
Руководительницей в четвертом классе у нас стала довольно взрослая тетка, математичка. Она, видать, рассмотрела нового Эйлера — и души во мне не чаяла. Весь класс начал считать, что я у нее в любимчиках и поэтому получаю пятерки и похвалу даром — потому как другие от нее это все видят редко. В основном она брала мальчишек за волосы у самой шеи и водила по классу, на разные лады приговаривая слово «разгильдяй». Конфликт назревал, но я о нем даже не догадывался. Все прорвалось, когда в конце учебного года я подрался с Мишей. Он был пониже меня, но очень крепкий и крупный от природы, а я, от той же природы, почему-то был довольно худым и тогда еще не очень высоким. Мы с ним к тому времени уже особо не дружили, но и не враждовали. Подрались из‑за какой-то мелочи в коридоре на перемене. Миша даже меня не ударил, просто сильно толкнул, но так, что я отлетел к батарее. Я не плакал, хотя и болело. Но проблема была в другом — в том, что все это увидела классная руководительница, которая подошла уже в самом конце и, естественно, назначила виновным Мишу. Он на ту пору уже был формальным и неформальным лидером среди учеников и все уважительно называли его Миха, — и поэтому когда его с мамой на следующий день вызвали к директору, весь класс, естественно, принял его сторону, а меня зачислили в стукачи. И вскоре началось, точнее, начался ад. За следующие полгода я стал изгоем и самым презираемым существом в классе. На уроках, пока смотрит учитель, все вроде еще ничего, максимум можно было получить затрещину, когда он отвернется. Но то, что творилось на переменах и после уроков, лучше не вспоминать. И дело тут не в физическом насилии или унижениях, а в повсеместной ежедневной психологической травле — при активности одних и попустительстве других. Не то чтобы меня били все подряд, просто многие хотели унизить, и с кем бы я ни вступал в драку, даже если я побеждал, что случалось крайне редко с моей хилой комплекцией, класс всегда вставал на сторону моего противника — и становилось только хуже. Я прятался, убегал, защищался как мог, но не жаловался и не просил пощады. Главной задачей было как-то выжить на переменах и потом незаметно выскользнуть из школы. В каждом детском коллективе есть такой отщепенец, неприкасаемый, объект общих насмешек и постоянных унижений, над которым издеваются все и каждый в классе — точнее, одни издеваются, а другие просто смотрят. Это трудно выдерживать и невозможно изменить, это еще хуже, чем с кастами в Индии. Только менять школу или кого-то убить, но не думаю, что второе поможет.
Читать дальше