Грейс Лин - Когда море стало серебряным

– Что же это? – спросил Хайи. – Только скажи, и я покончу с ним, как с двумя первыми!

Лунный Старец смотрел на Хайи и, казалось, видел его насквозь.

– Третье и последнее зло, досаждающее твоей деревне, – сказал он, – это ты сам, Хайи.

– Чушь! – презрительно фыркнул император. – Бред, а не история.

– Вы полагаете? – сказала Ама. – А вот Хайи считал иначе. Услышав, что сам он и есть последнее зло, он покаянно склонил голову, и слёзы стыда потекли по его щекам.

– Глупец и слабак! – прошипел император.

– Чтобы избавить деревню от последнего зла, – продолжала Ама, – Хайи покинул её. Он исправился и преобразился, вёл мирную и праведную жизнь, а потом и вправду стал великим героем.

– Он убил змея и ядовитую птицу! – сказал император. – Это настоящие подвиги! Он и так был великим героем.

– Да, это подвиги, – согласилась Ама. – Но героем он не был. Тогда – не был.

Император взглянул на Аму сначала недоумённо, потом – ненавидяще. Он швырнул камень и развернулся к двери. Второй стражник поспешил за ним следом.

– Эта женщина никогда больше не откроет рот в моём присутствии! – прорычал император и выскочил из темницы. Дверь захлопнулась, а эхо его рыка осталось внутри, с Амой и каменотёсом.

Пробиться к императору – даже со Светоносным Камнем – оказалось не так-то просто. Сначала стражи у ворот делали вид, что не замечают их. Потом, поддавшись на уговоры Ишаня, они согласились передать весть во дворец с одним из слуг. В ожидании ответа Пиньмэй и Ишань расстелили себе подстилку у ворот, чем вызвали у стражников взрыв веселья.

– Идите домой! – прикрикнул один, отсмеявшись. – Вы что, вправду думаете, что вас впустят в Императорский Дворец?

– Когда император узнает, что мы принесли Светоносный Камень, – сказал Ишань, – он прикажет нас впустить. Он сам захочет нас увидеть.

– Увидеть вас? Император? – Второй солдат грубо расхохотался. – Даже я никогда не встречался с императором лицом к лицу! Что уж говорить о двух маленьких попрошайках!

Ишань не сказал больше ни слова. Утро перешло в день, день – в сумерки, и Пиньмэй ощутила, что её надежды клонятся к закату вместе с солнцем. Но когда небо начало темнеть, у ворот появился императорский слуга.

– Дети, которые утверждают, будто принесли Светоносный Камень, Озаряющий Ночь, – сказал он и посмотрел на Ишаня и Пиньмэй, съёжившихся в уголке, – это вы?

Дети вскочили и закивали.

– Идите за мной! – приказал слуга. – Император хочет вас видеть.

Стражники не сказали ни слова, но глаза их выпучились, как у сверчков.

– До свиданья, господа, – сказал им Ишань, подмигнув, и Пиньмэй восхитилась его сдержанностью. Они идут в Императорский Дворец! Они будут говорить с императором! Пиньмэй задыхалась от волнения.

Они вошли в огромный двор с красными стенами и резными колоннами, раскрашенными золотым и зелёным. Перед ними, один за другим, раскинулись пять мраморных мостов, чьи опоры напоминали кости скелета. На одном из мостов Пиньмэй посмотрела вниз и содрогнулась, увидев рыбу, скованную льдом.

Они миновали узорные ворота и ещё один двор. Вокруг было пусто и совершенно тихо, не считая звука их собственных шагов. Впереди замаячило внушительное кроваво-красное строение с золотой крышей.

– Идёмте! – раздражённо поторопил слуга, но Пиньмэй застыла в благоговейном ужасе, уставившись на дворец. Он, как и всё внутри императорских ворот, подавлял своей грандиозностью и холодностью.

Ишань легонько подтолкнул её.

– А мне больше нравится дворец Морского Царя, – сказал он. – Там светло и красочно, а тут всё какое-то хмурое, тебе не кажется?

Пиньмэй выдавила из себя подобие улыбки и покачала головой, однако благоговение ушло. А ужас остался. Когда они поднимались по многоярусной лестнице с резными драконами, замершими на мраморных постаментах, коленки у неё подкашивались.

Слуга толкнул тёмно-красные двери, усеянные самоцветами.

И они увидели императора.

Он восседал над ними в золотых одеждах, ослепительный, как солнце. Вокруг были красные колонны, расписные потолки, бессчётное множество придворных и стражников, но Пиньмэй ничего и никого не замечала. Видела она только одно: пронзительные чёрные глаза императора. Это были те же глаза, которые она разглядывала сквозь трещину в старом гане. Как давно это было! Она бы так и стояла с разинутым ртом, но слуга, припадая к ногам императора, толкнул её в спину и приказал: