– Вы можете попробовать, – она выговаривала каждое слово так, словно выплёвавала яд, – жениться на моём трупе.
И госпожа Мэн бросилась в чёрную воду.
– Нет! – закричала Пиньмэй, но её вопль утонул в потрясённых криках толпы. Все подались вперёд и жадно всматривались в море, солдаты схватились за мечи, готовясь выполнить приказ императора, а тот истошно кричал:
– Взять её! Не дать ей улизнуть!
Однако те, кто стоял на самом краю пирса, оцепенели, потрясённые тем, что увидели внизу. Те же, кому не было видно, напирали сзади. В толпе снова поднялся шум: одни расспрашивали тех, кто стоял ближе, требуя объяснений, другие изумлённо восклицали, третьи потрясённо перешёптывались…
– Вода опять замёрзла! – прохрипел кто-то. – Прорубь затянулась!
– Разбить лёд! – приказал император. – Найти её!
На пирсе на миг воцарилась растерянность, но в считанные секунды люди с топорами спустились на лёд. Началась давка: все хотели посмотреть, что происходит. Пиньмэй с другой стороны пирса видела только ноги и спины. Она подпрыгивала и вытягивала шею, вокруг кричали и восклицали, и тут Ишань схватил её за руку и потянул назад.
– Смотри, – тихо сказал он, указывая вниз, на лёд.
Пиньмэй проследила за его взглядом и вскрикнула, но в общем шуме этого никто не услышал. Все смотрели в противоположном направлении и не видели того, что видели они с Ишанем.
Сквозь лёд просвечивала плывущая фигура. По силуэту было понятно, что это женщина, гибкая и грациозная, волосы её струились за ней, как рябь по воде. Но вскрикнула Пиньмэй не поэтому, а потому что ясно увидела, как женщина, уплывая, взмахнула рыбьим хвостом.
Просыпаясь, она всякий раз жалобно стонала. То, о чём она так мечтала, неизменно оказывалось сном, и это откровение пронзало её острой болью, а золотое свечение вокруг ослепляло, словно в насмешку.
Как мечтала она о своей безмятежной тьме! Как мечтала о своей чистой, прозрачной воде! Тяжесть, давившая ей на спину, была ничто в сравнении с мучительностью этих мечтаний.
Как она устремится домой, когда наконец освободится! Она сокрушит всё на своём пути, отбросит прочь любого, кто осмелится ей помешать! Никто и ничто её не остановит – ни бессмертный, ни зверь, ни гора, ни дворец…
…ни даже человек, который хитростью завлёк её в плен.
Ибо теперь она поняла, что не хочет больше ни власти, ни могущества, ни величия. Она даже не хочет найти своего мучителя, поквитаться с ним, подвергнуть его вечным страданиям.
Справедливость, месть, воздаяние – всё это её больше не интересует.
Она мечтает только о спокойной тьме, испещрённой лёгкой рябью и ласковыми бликами. Только бы плыть в прохладной, тяжёлой воде. Только бы слышать звук вольного ветра.
Только бы вернуться домой.
– Значит, мы спасём Аму, когда найдём Железный Стержень и освободим черепаху, – сказал Ишань.
– Нам бы не пришлось иметь дело с черепахой, если бы ты не притворялся, что мы и есть те, кого звал на помощь Морской Царь! – Пиньмэй вновь рассердилась. – Зачем ты это делал?
На постоялом дворе они грели руки о чашки с горячим чаем, и пар улетал в окошко. Они получили и комнату, и ужин, хотя хозяин и вздёрнул бровь, увидев на пороге детей. Однако, как только Ишань достал из сумки золотую монету, лицо хозяина вновь приобрело деловитое выражение. Брови Пиньмэй тоже удивлённо поползли вверх, но Ишань спокойно пояснил: «Просто сувенир из дома Ву».
– Слушай, – сказал Ишань как ни в чём не бывало, – мы знаем, что император пленил черепаху с помощью Железного Стержня…
– Чтобы сделаться непобедимым, – вставила Пиньмэй.
– …и он наверняка хочет, чтобы она вечно была поблизости, – продолжал Ишань, словно не услышав её. – Но только я не могу представить, куда её можно заточить. Император не может не понимать, что рано или поздно она вырвется на волю, и даже Железный Стержень не поможет. Это из чего же должна быть тюрьма, чтобы она могла удержать Чёрную Черепаху Зимы?
– Может, из гор, – буркнула Пиньмэй. – Может, он велел возвести горы в тронном зале…
Читать дальше