Грейс Лин - Когда море стало серебряным

– Возможно, возможно! – От его радостного смеха им самим стало смешно, как от щекотки. Пиньмэй и Ишань не удержались и тоже расхохотались, хотя Пиньмэй не очень-то понимала, что тут смешного. – Там у вас, наверху, меня как только не называют! Каменная Рыба, Рыба Счастья, Недракон, Сокровище, Особый Дар… Но моё любимое имя, конечно же, – Радость в Сердце. Мне дала его одна девочка, такая милая… Как же её звали… Мэйци? Мэйи? Нет, кажется, Мэйя…

– Радость в Сердце… – повторила Пиньмэй, чувствуя, как её мысли куда-то уплывают.

– Понимаю, такое непросто выговорить – язык сломаешь! Но зато…

– Да, я вас знаю! – перебила Пиньмэй. – Вы из сказки! Вы та самая рыбка, которую подарили первому князю Города Яркого Лунного Света!

– Ага! – воскликнул он, довольный. – Меня помнят! А ведь много воды утекло с тех пор, как я был наверху. Я-то думал, меня давно забыли. Ведь слава так быстротечна.

– Но… вы больше не рыбка, да? – сказала Пиньмэй. – Вы человек?

– Ах, ты про это… Мы принимаем человеческий облик из почтения к Морскому Царю. Он когда-то был простым смертным, поэтому ему в таком образе удобнее всего, и он из него почти не выходит. И все мы, кто обитает на Морском Дне, следуем его примеру.

Но Пиньмэй почти не слышала его, потому что глубоко задумалась.

– Если вы были и той каменной рыбой тоже, – сказала она, озадаченно сдвинув брови, – значит, вы были и той самой статуей, которую разбил магистрат…

– Верно! – сказал Радость в Сердце. Он состроил гримасу и потряс тростью. – Тогда-то я и потерял часть хвоста и поранил плавник. Когда я в облике рыбы – ничего страшного, но так, как сейчас, всё же немножко неудобно.

– А вы не можете стать полурыбой или вроде того? – спросил Ишань. – Чтобы у вас был рыбий хвост, а остальное как у человека?

– Нет, что ты! – Радость в Сердце содрогнулся. – Мне такое и в голову не пришло бы! Если бы я в таком виде обзавёлся рыбьим хвостом, я тем самым нанёс бы оскорбление рыбохвостой богине Нюйве. Единственная, кому дозволяется пребывать в человеческом облике с рыбьим хвостом, – это царевна.

– Почему? – спросил Ишань.

– Потому что она такой родилась, – с гордостью ответил Радость в Сердце. – И для его величества это было подлинным благословением! Его дитя родилось похожим на богиню Нюйву! Редчайший случай, поверьте мне!

– Это потому, что Морской Царь проглотил красный камень, – сказала Пиньмэй. Мысли её теперь ныряли и кувыркались. – А красный камень был последней капелькой крови богини Нюйвы. А частичка этой крови, должно быть, течёт в крови царевны, вот почему она родилась с рыбьим хвостом!..

Но Радость в Сердце не слушал её. Он прислонился к перилам террасы.

– Ах, какой праздник был тогда! – сказал он, погрузившись в воспоминания. – Весь небосвод расписали водяными красками. Одна картина перетекала в другую, и какие это были картины! Морской Царь превращает слезинку в жемчужину! Нюйва латает прореху в небе! – продолжал он, простирая руку. – И, конечно, царевна. – Он положил руку на перила, и улыбка его слегка погрустнела. – Бедная, бедная царевна, – сказал он тихо. – Надеюсь, она в добром здравии!

– А что, – спросил Ишань, – есть причины в этом сомневаться?

– Она ведь ушла, – объяснил Радость в Сердце. – Недавно… Когда же это было?.. В последний раз я её видел, когда дал ей ту иголку из сокровищницы… А это ещё что?

– Что? – хором спросили Пиньмэй и Ишань, оглядываясь по сторонам. Радость в Сердце поднял трость и указал на Байма.

– Новый лунма! – воскликнул он в восторге. – Ох, да это же Байма! Наконец он обрёл свой бессмертный облик!

– Вы его знаете? – удивилась Пиньмэй.

– Я узнал его, – объяснил Радость в Сердце, – когда он, как и я, был камнем, мечтавшим превратиться во что-то другое. Здесь, на Морском Дне, мы обычно принимаем такой облик, какой пожелаем; но, чтобы по-настоящему, навсегда стать кем-то другим, нам нужна помощь кого-то из верхнего мира.

– Почему? – спросила Пиньмэй.

– Почему? – озадаченно переспросил Радость в Сердце, как будто никогда раньше об этом не задумывался. – Не знаю. Подарить бессмертие может только смертный. Так было всегда.

– Как это? – спросила Пиньмэй. Мысли её от всего услышанного затрепетали и закружились, словно запутавшись в водорослях.

Радость в Сердце озадачился ещё больше. Улыбка сошла с его лица, теперь он озабоченно хмурился.

– Я думаю, – сказал он, чеша в затылке, – что только смертные умеют создавать воспоминания, которые остаются надолго. А иначе бессмертным и помнить нечего, и они всё забывают. Забывают даже, кто они такие. Верно?