Олег Шатков - Ни-чё себе!

— Что же ты? Договаривались же?

Капли на щеках становятся крупнее, убыстряют свой бег. Ромка размазывает их, шмыгает носом. «Ну хоть какой бы огонек. Фонарик бы».

Он оглядывается на стол и вздрагивает. Там, со стола, вытянула вперед то ли хобот, то ли рог какая-то расплывчатая несуразная штука. Дыхание словно кто перехватывает, рука хватается за меч. Но, как бы там ни было, о фонарике теперь нечего и думать.

— И-и-и! Опя-ять боюсь! — и слезы вновь капают на колени.

На стене появляется медленно движущийся отблеск. Краешком глаза Ромка замечает, что рядом с кроватью будто огонь слабо вспыхнул. Он быстро оборачивается. Отблеск уже погас, но на спинке стула и в самом деле что-то теплится, Ромка протягивает руку — галстук. Ярошкин пионерский галстук.

— Галстук, галстучек, — шепчет он, вытягивая из-под наваленных на стул книг мягкий шелк. «Кто залепляет пластилином…» — Хорошо Ярошеньке. Его в пионеры приняли. Он галстук носит. Он… Галстук! — вдруг взвизгивает Ромка.

Он суетливо на ощупь ищет длинные концы галстука, находит, закидывает на шею и, торопясь, вяжет узел.

— Пионер! Всем… ребятам пример, — шепотом вспоминает Ромка. Неумелые пальцы спотыкаются, путаются, но он их заставляет шевелиться еще и еще. — Кто носит галстук, тот… честный, смелый, тот…, потому что… никого не боится…, потому что, тот… ни капельки не страшно!

И в самом деле становится будто светлее. На столе совсем не «штука с рогом», а недостроенный кран. И провал коридора не такой уж темный. Проглядывает вешалка, обувная полка, шлем валяется. Даже счетчик вроде совсем стих.

Ромка спускается с кровати и, зажав рукой концы галстука, пускается в путь. Вот перевернутый стульчик, ботинок папин.

— Та-ак.

Щелкает кнопка, и под урчанье холодильника Ромка зажмуривается от яркого света.

Обратно, как мы ни торопимся, возвращаемся поздно.

Наташа клянет себя. Но по голосу можно определить точно, что виноват, в первую очередь, я, и Ярошка тоже.

— Голодный ребенок, наверное, остался. Надо было в комнату сковородку поставить. Замотаешься — никому дела нет. Никто не напомнит.

Уже с остановки начинаем высматривать в редких пятнах окон на слившихся в темноте фасадах домов наши окна.

— Во-он, — тянет Ярошка вперед палец.

— Где? — Наташа всматривается в темноту. — Да нет, это не наши окна. Наши… Стойте! — она внезапно останавливается. — Наши-то не светятся.

В самом деле, все три окна на пятом этаже темны.

— Ой! Что-то случилось, — и Наташа, не разбирая дороги, бежит к дому.

За ней скачем по осенним лужам мы с Ярошкой.

— Подумаешь, — отдувается на ходу сын. — Это он… Это он, наверное… Это…

Мы взбегаем на наш этаж и замираем.

— Тихо, — шепотом говорит Наташа.

— Ага, — тоже шепчу я.

— Да быстрее! Нашел время шептаться, — сердится она.

Как всегда в таких случаях, ключ не лезет в скважину, затем не поворачивается, но вот, наконец, дверь распахивается, мы вваливаемся в темный коридор.

Наташа пробегает в комнату и без сил опускается на стул. Ромка спит. Из-под натянутого почти на затылок одеяла мирно выглядывает его нос.

— Ниче себе! — Ярошка недоуменно хмыкает.

Да, судя по всему, сон застал Ромку не внезапно. На стульчике рядом с кроватью аккуратно уложены шорты и рубашка. Давно спит. Это мы определяем по ногам. Они у него до колен открытые. Такая манера младшего спать. Спит и постепенно зарывается головой в одеяло. Через час-другой ноги — голые.

— Пап, а шлем-то, — показывает Ярослав. На шлеме приличная вмятина.

— Ниче себе, шмякнулся как!

— Где, кто? — испуганно вздрагивает Наташа.

— Да ничего, — я исподтишка поддаю Ярошке подзатыльник. — Шлем помялся немного. Я выправлю.

Проходим в нашу комнату.

— Смотри! — говорит Наташа.

— Что?

— Что, что? Полки протерты и стол тоже.

Пыли и в самом деле нет. Что же, завтра быстрее уберемся. На столе лежит мое зеркало. С вечера оно стояло в шкафу. Я провожу над ним рукой. В светлом квадрате на потолке движутся тени.

— Мам, — появляется Ярошка. — Я есть хочу.

— Там, на кухне, бифштексы в сковородке.

— Нет там ничего. Я смотрел. Мы с Наташей переглядываемся.

— Четыре штуки было, — растерянно говорит она.

— Можно я огурец съем?

Спрашивает Ярослав неизвестно для чего. В руке он держит уже надкусанный огурец.

— Да ты что! — лицо Наташи вытягивается. — Они же с поля! Они…

— Чистые, — говорит Ярошка и снова откусывает огурец. — Там полный таз мытых.