Олег Шатков - Ни-чё себе!

— Ну его! Урод какой-то! Не поеду больше! Руки уже отваливаются.

— А что делать будешь?

— Пешком пойду!

— А велосипед?

— Пусть валяется!

— Вот это здорово.

— Да, очень здорово!

— Папа, — кричит укативший вперед Ромка. — Чего вы там?

— Давай, давай не глупи, — подымаю велосипед. — Пешком, знаешь, сколько протащимся?

— Ну и пусть. Не поеду.

— Яроха, — предлагает подкативший Ромка, — садись на мой.

— На твой? — усмехается Ярошка. — А ты мой, что ли, потащишь?

— Не, я на нем поеду.

— Ты? Поедешь? Да ты и до рамы не достаешь.

— Достаю. Смотри. Во! Дай, пап.

Ромка тащит у меня из рук «Уралец», неуклюже вскакивает на него, но довольно сносно, правда, почти стоя на педалях, катится вперед.

— Ну-ну, посмотрим, сколько ты проедешь.

— Садись, Ярослав! — Я, не дожидаясь сына, еду вслед за Ромкой.

— Конечно, это дорога лучше пошла, — доносится сзади. На колесо наседает Ярослав.

Я нажимаю на педали. Блестящие железки «Уральца» поблескивают далеко впереди.

А каких трудов стоило научить Ромку удержаться в седле! Если Ярошка уже в три года катил по кругу школьного стадиона на двухколесном «Левушке», то младшего сына пришлось учить три лета. Не хотел Ромка учиться. Я долго ломал голову: в чем дело? И наконец понял.

Ромка до поры до времени крайне неохотно учился делать то, что хорошо получалось у старшего брата. Ярошка неплохо рисовал — Ромку заставить взять карандаш была целая проблема. Зато Ярослав весьма посредственно раскрашивал — терпения не хватало. Ромка мог с красками сидеть сколько угодно и раскрасить так, как и мама бы не сумела. У Ромки долго не получалось толком завязывать шнурки — Ярошка умел. Но старший брат, как ни старался, стоять на голове не научился. Ромка же своим умением удивлял даже больших мальчишек со двора.

Под разными предлогами пришлось оставить Ярошку несколько раз дома. И за эти несколько раз Ромка не только овладел игрушечным «Левушкой», но и научился ездить под рамой моего гоночного «Старта».

— Посмотрим, посмотрим, — бормочет обгоняющий меня Ярошка.

Вверх по течению слышен шум, и вскоре мы оказываемся около плотины. Собственно, обязанности плотины это инженерное сооружение давно не выполняет. Шлюзы ее открыты полностью, и вода, не задерживаясь, отвесно падает с небольшой, в полтора-два метра, высоты в русло реки.

А когда-то за плотиной плескалось озеро. По воскресным дням на берегах озера, или как тогда называли это место «Водная», шагу нельзя было ступить — всюду загорали люди, стояла пятиметровая вышка, прыгать с которой выстраивалась очередь. По водной глади скользили синие аккуратные лодочки. За пустяшную мелочь можно было взять такую лодочку и уплыть на другую сторону озера-водохранилища, туда, где до самого горизонта, уходя вверх по холмам, перемежались поля и перелески.

Сейчас плотина — обычный мост, которым прочно овладели рыбаки. Не в пример босоногому «живоглоту» здесь рыбачат люди солидные. Взрослые дяди в резиновых высоких сапогах стоят в воде и молча взирают на прыгающие и бегущие по быстрому течению поплавки. Из алюминиевых садков выглядывают хвосты приличных чебаков и окуней.

На плотине толпится и отчаянно галдит кучка голых мальчишек. В центре стоит мокрый пацан в облепивших тело трусах и, обняв себя за плечи, громко стучит зубами. Кожа мальчишки собралась крупными колючими пупырышками и приняла синюшный оттенок.

— Ты чего же замерз-то так? — спрашиваю. — Одевайся скорее!

— А Васька, это он потому, что тонул сейчас! — торжественно и весело докладывает один из галдящей братии.

— Тонул? По-настоящему? — удивляется Ромка.

— Ага! По-настоящему! — взрываются мальчишки. — Да он сам скажет. Ну скажи, скажи. Тонул?

Васька трясет головой, на что ему, между прочим, и усилий затрачивать не надо, пробует что-то сказать, но слышится только усилившееся клацанье.

— Его вон тот дяденька спас, — объясняет кто-то и показывает на стоящего почти в самой стремнине мужчину в соломенной шляпе и резиновом противохимическом костюме на лямках.

— Как это спас? Нырял, что ли?

— Да нет! Схватил за волосы и вытащил.

— За волосы? — недоверчиво переспрашивает Ярослав.

Мальчишки опять галдят, а Васька лишь сильнее стучит зубами. Меня удивляет другое:

— Кто же вам в такую холодную воду разрешил лезть?

Ребята разом скучнеют и вместе с «утопшим» «отваливают» в сторону. Через минуту-другую, забравшись на перила, они громко плюхаются в спокойную воду с обратной стороны плотины. Один Васька остается трястись на суше.