Олег Шатков - Ни-чё себе!

Ребята засмеялись.

— …Да форточку разбил на пятом этаже.

— Пап, это которую ты вставил снова?

— …Да шляпу утащил у одного дяденьки и искупал ее в луже…

— И дяденьке, — ткнул в меня пальцем Ярошка, — пришлось покупать новую.

— «Фу, сквозняк какой», — наконец сказал на него один мальчишка, который ехал на велосипеде. И так ветру стало обидно, что он хлопнул напоследок дверью в подъезде и…

Полянка кончается. Тропинка круто забирает вверх. Мы выстраиваемся гуськом.

— Папа, а что дальше?

— Дальше вы сами доскажите.

— А чего досказывать, — Ярошка пыхтя тащит вверх тяжелый велосипед, — все понятно. Умчался ветер обратно в свои моря-океаны, снова стал волны гонять да корабли топить.

— А ты как думаешь, Ромка?

Мы преодолеваем подъем и выходим на широкое асфальтированное шоссе, конец которого упирается в бетонные арки плотины. Свежий ветер приятно холодит наши лица. Ромка оседлывает велосипед.

— А я думаю!.. — кричит он, беря с места в карьер. — А я думаю, что ни на какие моря-океаны он не умчался, а развевает сейчас флаг на башне и толкает нас в спину, чтобы мы быстрее ехали.

— А еще надувает паруса, — старается перегнать и перекричать брата Ярошка, — гонит облака, поды…

Голоса сыновей пропадают в мощном низком гуле. Плотина. Дорога под ногами вздрагивает. Мы перегибаемся через перила. Под нами с покатого днища шлюза падает широкий глянцевый столб темно-зеленой воды. Внизу столб вскипает гудящими белыми бурунами, темные водовороты мечутся в бетонных стенах русла, ища выхода, а найдя, сливаются в один клокочущий бурлящий поток и, покрываясь нашлепками пены, стремительно уносятся прочь от породившей их каменной громады.

— У-у! — читаю я на губах Ромки.

— С водой в этом году богато! Второй шлюз открыли! — восторженно подпрыгивает стоящий рядом с нами старичок. — Эвон сколько привалило!

Мы смотрим в обратную сторону.

— Целое море!

— Так оно и есть море! — старичок снова подпрыгивает. — Горизонта не видно.

На другой стороне дороги гул потише, можно разговаривать. Вода бьется почти у самых ног о серые облицовочные плиты дамбы. Если смотреть перед собой, горизонта и в самом деле не видно. Только море без конца и края, свежий ветер завивает в барашки частые невысокие волны. Вдали над беспокойной зеленоватой поверхностью стелются паруса редких яхт, ближе — мечутся, снуют горластые чайки.

— Ромка, пап, — Ярошка протягивает руку, — а мы во-он там были в том году.

Сын показывает на лежащие поодаль пляжи. Песок, грибки, скамейки — все залито водой. Вода подошла к подножью старых парковых сосен, окаймляющих побережье на всем его видимом протяжении.

Мы еще некоторое время наблюдаем за сварливыми чайками, парусными лодками и возвращаемся к водопадам. Медленно движемся по прилегающему к ограде тротуару. В стоящем над клокочущей водой облаке водяной пыли загораются и исчезают радуги.

Как и у малой плотины, здесь много рыбаков. Только в воде уже не постоишь. Любители свежей рыбки пристроились на высоких искусственных каменных отрогах начинающегося русла.

— Неужели тут что-то ловится? Я сейчас! — Ярошка оставляет велосипед, перемахивает через ограду и бежит к рыбакам. Вскоре возвращается возбужденный.

— Папа! Там у одного дяденьки вот такая рыбина, лещ называется. Эх, удочку бы сейчас.

— А может быть, попросим у кого, — находится Ромка. — Вон у всех посколько!

— Ну уж нет, братцы, — отталкиваюсь я от перил. — А о маме вы подумали? Она же нас потеряла.

— Тогда искупаться хоть, папа, — стонут ребята.

— Умыться можно. Даже нужно.

Спустя некоторое время мы мчимся к леску, в который упирается дальний конец километровой дамбы. Руки, лица у нас мокрые, у ребят и на рубашках сухого места не найдешь.

Под жарким солнцем и быстрым ветром рубашки скоро обсыхают. Несмотря на то, что дорога пошла приличная — бетонка, ноги все ленивее и ленивее перебирают педали. Мы не задерживаемся даже около великолепных подснежников, торчащих вдоль дороги. Лесок скоро заканчивается. Дорогу обступают высотные краны, коробки строящихся зданий. Можно бы остановиться посмотреть, но не хочется и разговаривать. На проспекте, ведущем к нашему дому, не приходится даже покрикивать на ребят — едут по всем правилам, по струнке вдоль бровки.

У подъезда стоит сердитая и обеспокоенная Наташа.

Рассмотрев нас, пугается:

— Господи! На вас что, воду возили.

— Сколько? — Ярошка наклоняется к колесу моего велосипеда.