Олег Шатков - Ни-чё себе!

— Восемнадцать километров. Доволен теперь?

— Нормальненько.

— Да ты что! — набрасывается на меня Наташа. — Ребят заездил…

— Мам, а там радуги были и мальчишка утонул.

— Что-о! — прерывается на полуслове Наташа.

— Да выдумывает он все! Не слушай его. И не утонул вовсе, а только тонул. Синий весь и зубами стучит, — успокаивает маму Ярошка.

— Не, мама, я и хотел сказать, что тонул, это значит, что не утонул. В общем, его дядя за волосы вытащил. А мы скоро поедем на плотину лещей, ловить, вот таких. Во!

— Горе ты мое луковое. Язык заплетается, а туда же. Да тебя такого лещ самого в воду утащит. Быстро, быстро обедать! Блины уже десять раз остыли. Да куда же ты велосипед тащишь? Оставь!

— Не, я сам.

Громыхая металлом, медленно подымаемся к себе.

Наташа сразу пристраивает ребят за стол, а мне помогает выставить велосипеды на балкон, а заодно осознать мой безответственный поступок.

Когда возвращаемся на кухню, Ромка, положив на стол голову, уже засыпает. Изо рта у него торчит недоеденный сверток блина. Ярошка сидит, откинувшись к стене, смотрит осоловевшими глазами куда-то в угол и медленно жует.

— Вкусно, — с набитым ртом одобряет он мамину стряпню.

— Как можно? Как можно доводить детей до такого состояния? — глаза Наташи начинают блестеть.

— Мам, — не разлепляя век, бормочет Ромка, — а наш город очень белый. На ступеньки похож.

— И мы живем на самой верхней ступеньке, — сонно заключает Ярошка, роняя в тарелку блин.

Ребята в лагере. Нужно без них кое-что сделать дома. Есть дела, в которых лучше им не принимать участие…

Давно, когда не только Ромка — Ярошка под стол пешком ходил, мы купили телевизор. Покупка основательная, громоздкая, запакованная в добротную картонную коробку.

— Ого! — сказал старший, когда телевизор извлекли из нее. — Настоящий дом.

Телевизору малыши уделили ровно столько внимания, сколько нужно для того, чтобы обойти его со всех сторон и пролезть туда и обратно между его ножками. Затем забрались в коробку, объявили, что тут будут жить, и, если бы не мое с Наташей вмешательство, остались бы в ней спать.

После того, как мальчиков уложили в кроватки, мы задумались.

— Научились же делать упаковку, — сказала Наташа, глядя на коробку. — Может, приспособим для чего? Добро как-никак.

Новый красивый с наклейками упаковочный ящик стоял посреди комнаты и внушал своим видом уважение. Выбрасывать «добро» было и в самом деле неловко.

— Да и ребятам понравился, — продолжала Наташа. — А? — И вдруг предложила: — Давай дом им сделаем.

И мы сделали дом — с двускатной крытой картонными черепицами крышей, трубой, окошками со ставнями и дверями на узорчатых петлях. На конек крыши поставили лихого петуха и разукрасили все веселыми красками.

С тех пор жизнь братьев потекла большей частью под крышей картонного домика.

Его стены много видели и слышали. В них экзаменовал по азбуке младшего брата Ярошка.

— Ромка! Какая буква?

— У! — бодро произносит Ромка.

— А эта?

— О-о, — слышу я.

— Правильно. Молодец, — поощряет Ярошка. — А эта?

Ромка на секунду задумывается и уверенно отвечает:

— О сломанная.

— Ха! Вот это сказал! Это буква С-с-с.

— Нет! О сломанная. Смотри.

— И смотреть нечего! Тебе говорят, С, значит С. Не знаешь.

— Нет, знаю…

Перепалка грозит перейти в схватку, где победитель заранее известен, но Ромка кричит:

— Пап!

Я направляюсь к домику. Ставенки распахиваются шире, в окошко высовывается азбука, затем растрепанная голова, и Ярошка упреждает мою реакцию:

— Вот скажи ему, — несколько излишне пылко негодует он и тычет пальцем в книгу. — Я говорю, говорю…

В другом окошке появляется не менее лохматая голова Ромки. И он узнает, что буква очень похожая на сломанную «О», действительно называется «С».

…Но домик был свидетелем и менее мирно выяснявшихся отношений.

— Ну что это за ноги? Что за ноги? Разве могут быть у избушки такие ноги? — сердится Ярошка.

В днище домика есть два отверстия, и Ромка, просунув в них босые ноги, с трудом удерживает домик навесу. Коленки сына подгибаются, картонное сооружение колышется, как на ветру.

Ярошка сидит снаружи верхом на клюшке и в сердцах критикует Ромкины ноги.

— Не могут у избушки быть такие ноги!

— Могут! — в свою очередь возмущается Ромка. — Какие еще нужны тебе ноги?