Марк Поповский - Люди среди людей

- Подождите, пожалуйста. Метр сейчас явится. Он в клиническом корпусе.

На какой-то миг Хавкин испытал укол ревности к худенькому мальчишке со светлыми и легкими, как у птенца, волосами. Ревность и нежность. Одновременно. Вот он, новый, пока еще никому не ведомый Хавкин, а может быть, и Пастер какого-нибудь тысяча девятьсот тридцатого года. Сегодня он по праву юности занял твой препараторский стол, а завтра, кто знает, может быть, опровергнет все, что ты с таким трудом создал в науке. Соперник? Скорее всего, хотя пока ему, наверно, и в голову не приходит, что когда-то он поднимет руку на своих учителей. Но такова неизбежность научного поиска. Даже Пастер не уберегся от разоблачения своих ошибок, а Мечников по сей день безнадежно оспаривает пользу противохолерных прививок, хотя препарат, созданный его учеником, уже спас тысячи жизней.

Хавкин прошелся по лаборатории и остановился за спиной юноши. Скучное занятие - прокаливать на огне серебряные и платиновые проволочные петли, которыми бактериологи будут потом доставать из пробирок заразный материал. Скучное, но, очевидно, необходимое занятие. С этого начинает каждый переступающий порог Дома Пастера; начинает и этот птенец, чтобы в один прекрасный день сказать свое собственное слово в науке и оставить далеко позади героического Иерсена, мудрого Мечникова и труженика Ру. Да, тихие мальчики, прошедшие жестокую школу института, становятся потом достойными соперниками.

Препаратор обернулся.

- Вы очень спешите, мосье? В этом клиническом корпусе всегда неожиданности. Можно пригласить доктора Ру, но он так не любит, когда его отрывают от больных…

- Не беспокойтесь. Я подожду.

Нежность взяла верх. Славный парень. Ему, конечно, нелегко приходится у сверхобъективного педанта Ру. К тому же у препаратора не ладится пока с французским языком. Немец или скандинав? А может быть, русский?

Ру вошел тихо и стремительно, как он входил в лабораторию пятнадцать и двадцать лет назад. Сухощавый, весь какой-то узкий, в неизменно сером халате, он, как нож, рассек собою пространство. Глубоко посаженные, удивительной зоркости глаза его сразу заметили, что гость слишком свободно разгуливает по лаборатории, а препаратор отвлекается от своих обязанностей. Он не сделал замечания. Поздоровался, сел и, только посылая помощника за профессором Мечниковым, чуть педалируя распоряжение, дал понять, что недоволен. Таков стиль Эмиля Ру - корректность и непреклонность в большом и малом. Поздоровался он так, будто только вчера расстался с бывшим сотрудником… Институт счастлив принимать в этих стенах своего воспитанника. Институт имеет все основания гордиться деятельностью мосье Вольдемара в Индии. Он, доктор Ру, искренне рад, что занятость не помешала мосье Вольдемару навестить родные пенаты.

Вполне возможно, что доктор Ру и впрямь рад, но на узком лице с горбатым гасконским носом нельзя уловить решительно никаких эмоций. Справедливый и честнейший Ру, в отличие от своего прославленного земляка д'Артаньяна, никогда не допускает расточительства в области личных чувств. Зато Илья Ильич весь в эмоциях. Ввалился по-домашнему: очки сидят как-то наискосок, длинный плед с кистями волочится по полу/

- Володя! Умница, что приехал! Прости только, ради бога: от объятий воздержусь - простужен вдребезги. А следовало бы тебя потискать: не очень-то жалуешь нас вниманием.

Сел, снова вскочил, стал напротив, склонив лохматую голову:

- Хорош, ничего не скажешь, хорош! Раздобрел, расправился, чистой воды британец… - В голосе и гордость, и зависть, и грустинка - годы-то, годы…

Ру, однако, не дал землякам углубляться в расспросы и воспоминания.

- Я не очень ясно понял, мосье Вольдемар, - напрямик врезался он в разговор, - о каких консультациях писали газеты, когда комментировали вашу поездку в Берлин и Париж? Вы приехали о чем-то посоветоваться с нами?

Хавкин опешил. Не ожидал, что вопрос будет задан в такой резкой форме. Попробовал говорить о трагической истории в Малковале, но Ру перебил:

- Это все известно. «Ланцет», «Британский медицинский журнал» и «Журнал тропической медицины» достаточно четко изложили обе точки зрения. Что же вы хотите теперь?

Илья Ильич, погасив улыбку, тоже посмотрел вопрошающе,

будто впервые услышал о пятилетних мытарствах своего ученика. Что это с ними? Осуждают? Но за что же? От них, своих наставников, он не скроет ничего. Он добивается, чтобы Индийское правительство дало ему полное, безоговорочное и публичное оправдание. Так же официально оно должно заявить о несомненной ценности вакцины. Это совершенно необходимо, ибо без официальной реабилитации в Индии доверия к прививкам не вернуть.