Марина Москвина - Не наступите на жука

Версия насчет Валетова рухнула. Надо было строить новую. Похищен бульдог. Вот нить к раскрытию преступления.

Произойди кража только что, легко было бы отыскать вора по следам рук, ног, ножного протеза, если таковой имеется, зубов, одежды и так далее. К тому ж — следы пса!

Однако прошло больше суток, следы испорчены. Их замела метель, затоптали прохожие. Единственное, что оставалось Женьке, — опрос очевидцев.

У магазина стояли двое. Один щербатый: зуб — дырка, зуб — дырка и родинка на щеке.

— Я сумки шью из тряпок, — говорил он. — Сто лет сносу не будет, понял?

А друг его отвечал:

— Понял — недонюхал!

— Простите! — вмешалась в их разговор Женька. — Недавно на этом месте пропал бульдог…

— Вчера у Феди какао пили, — сказал щербатый. — На кухне — бульдог! Мордоворот! Я ему сразу сказал: «Если ты меня укусишь — я тебе такое сделаю!..» У Феди был один — кусался. Тогда я встал на четвереньки и быстро сам его покусал. И он не вылезал из-под стола весь вечер. Понял?

— Понял — недонюхал! — сказал друг щербатого.

Везет же иногда! Первый встречный — свидетель! Так бывает, если находит вдохновение, тогда все удается и все получается!

— А кто такой Федя? — спрашивает Женька.

— Дружок мой, — отвечает щербатый. — Бывший клоун. Мы его зовем «Федя — бархатные губки». Выпьет какао — и сразу целоваться. Годами рассказывает, как он там, в цирке. В раж входит, чечетку отбивает на газете. На стадионе сейчас работает ночным сторожем.

— Где живет ваш знакомый Федор? — спрашивает Женька.

— Купи сумку — скажу.

Она купила. Видно было, что эти двое вели совершенно бездуховную жизнь.

— Учти, — крикнули они вслед, — к Феде без какао и соваться нечего! Из Феди без какао слова не вытянешь. А живет он — вон там, первый дом за шашлычной…

Женька позвонила Хворостухину. Без дальних проволочек он выскочил из дома. Пачка какао оттопыривала пальто у него на груди.

Они пошли к Феде.

Стучали-стучали, даже ногами барабанили. Из Фединой квартиры неслись заунывные звуки зурны.

— Да что ж это за музыка? — нервничал Хворостухин. — Домового ли хоронят, ведьму ль замуж отдают?

Наконец вышел Федя в штанах времен войны с саламандрами. Штаны у него держались на бельевой деревянной прищепке.

— Есть разговор, — сказал Хворостухин.

Федя зажмурился. Он был им так не рад!

Из мебели Федя безраздельно владел кроватью и табуретом. На стене висел плакат — реликвия былой цирковой Фединой славы. На нем был изображен Федя в гриме и вверх ногами. Вокруг него летали воздушные шары, а на ноге у Феди доверчиво покоился — земной шар.

— Где мой Алмаз? — очень сурово спросил Хворостухин.

Федя попятился.

— Алмаз! — объяснял Хворостухин. — Английский! Белый! Размером с табурет! Отдай его!!! — кричал Хворостухин, заглушая концерт современных узбекских композиторов.

— М-м-м!.. — часто-часто заморгал Федя. — М-м-м!..

— Он глухонемой, — простонал Хворостухин.

И тут вспомнил о какао!

Федя как его увидел — весь просиял и потянулся к пачке. Но Семен Семенович проворно спрятал ее за спину.

— Выбирайте, — говорит, — чего больше хочется: чтоб я отдал вам какао — или позвать милиционера?

— Ты катишь на меня, — воскликнул бывший клоун, — необоснованный баллон! Драгоценности — не по моей части!

— Добрый, добрый Алмаз! — причитал Хворостухин. — Детей любит! Маму мою! Жену! Не было случая, чтобы он тронул кого, укусил! Хотя может любую кость перегрызть! — И Семен Семенович почему-то показал на свою руку в районе предплечья.

— Друг! Ты про кобеля? — сообразил Федя.

— Бульдог!.. Альбинос!..

— Белый?

— Белый!

— Хвоста нету?

— Нету!

— На морде пятнышки? Тут и тут?

— Да!!!

— Не видел, — говорит Федя.

Хворостухин, сжигая свои корабли, засунул какао в карман.

— Шучу! — сказал Федя. — Был бульдог.

— Добром прошу, выключи радио, — попросил Хворостухин.

— Не могу, — сказал Федя. — Я плачу за радио, поэтому я слушаю все, что передают.

— Но как ты его заманил? — недоумевал Хворостухин.

— Секрет на секрет. За мной все собаки увязываются. А я их переправляю. Дружку своему — Фиме Придорогину.