Константин Курбатов - Чуть-чуть считается

С Вознесенья на кладбище ходил автобус № 7. Ехать собрались лишь через неделю. Дед с Любой сели в автобусе на одном сиденье, Витя с Федей – на другом, как раз напротив. Между ними на стенке всю дорогу отчаянно дребезжал красный ящик – касса с билетами. Опустишь в прозрачную пластмассовую щёлку монетки, повернёшь чёрное колёсико – отрывай билет.

– Молодые люди, – передавали Вите с Федей деньги, – оторвите, пожалуйста, два билета. Молодые люди, пожалуйста, ещё три. Не сочтите за труд. У вас так замечательно получается.

И Витя с Федей наперегонки крутили чёрное колёсико и отрывали билеты.

А когда приехали и вылезли из автобуса, дед почему-то пошёл не к виднеющимся вдалеке кладбищенским воротам, из-за которых выглядывала церквушка, а в другую сторону.

– Мы лучше вон оттуда завернём, – сказал он, – с тыла. По-над Волгой-то знаете какая красотища!

С высокого обрывистого берега Волги и впрямь открывалась дивная картина. Синее полотно реки вольготно лежало по обе стороны, теряясь в туманной дымке горизонта. Крохотные домишки на противоположном низком берегу казались ладными, чистенькими, игрушечными. Крахмально-нежная церквушка тихо золотилась пятью куполами-луковками, И вообще всё, что открывалось взору, было чуть золотящимся, гладким, нетронутым. И не имел тот простор ни конца, ни края!

Старинное городское кладбище походило на запущенный парк. Оно лежало на краю обрыва. Густые деревья сплетались кронами над дремлющими в сырой прохладе надгробьями. Кладбищенским кустам и деревьям было тесно тут, их тянуло на простор, к жизни и свету.

Удрав от тесноты, вековые сосны так близко подступали к краю обрыва, что их корни свисали над песчаной, красноватого оттенка стеной. Корни, покачиваясь на ветру, тянулись к воде. Тянулись и никак не могли до неё дотянуться, А ласточки-норушки с лета ныряли под удобный навес, неся в клюве очередную мошку своим ненасытным желторотым деткам.

– Есть предложение: отдохнуть здесь немного, – насмотревшись на Волгу, бодро сказал дед.

Он сказал это даже как-то слишком бодро. И Витя по тону, по едва заметной нарочитости в голосе почувствовал, что деду снова плохо. Витя уже научился распознавать, когда деду становилось худо.

– Что, опять? – спросил Витя.

– Есть чуток, – сказал дед.

Раздвигая руками и палкой ветки, дед полез в самую гущу кустов. Ребята – за ним. И, пробившись сквозь кусты, неожиданно вышли к самому обрыву, на чудесную зелёную полянку. Уютная поляна словно распахнулась перед ребятами, маня прилечь в густую траву.

Кривясь от боли, дед проглотил таблетку, лёг, зажмурил глаза и затих. Лицо его с морщинками у глаз было обращено к небу.

Ребята затихли тоже. Сидели рядком, обняв поцарапанные коленки, положив на колени подбородки. Внизу под обрывом покачивались корни сосен, сновали с криком ласточки да гулял вольный ветер.

Удобную полянку разыскал дед! С трёх сторон огорожена кустами да соснами, надёжно укрыта от любого взгляда. А впереди бесконечный простор. Кажется, взмахни руками – и полетишь над Волгой в золотые неведомые дали.

– Красотища! – сказал наконец дед, открыв глаза. – Век бы тут лежал. До скончания света. Вот это Русь! А? Как сама жизнь – просторная, могучая, вечная.

– Прошло? – спросил Витя, оборачиваясь к деду.

– Отпустило немного, теники-веники, вздохнул дед. – Сейчас ещё чуток полежу – и пойдём. И смех, и грех прямо.

Над Волгой горячо светило солнце и гулял лёгкий ветер.

Дед полежал ещё и поднялся.

Они с трудом пробрались обратно через кусты. И запетляли по кладбищу в прохладном зелёном сумраке, между старинными надгробьями и склепами. Если бы они вошли на кладбище с главного входа, дед сразу нашёл бы могилы отца с матерью. Но зайдя от Волги, сделать это в запутанном лабиринте тропок оказалось куда сложнее.

– Здесь, – сказал дед. – Сюда, ребята.

Две могилы лежали за общей оградой. На одной могиле возвышалась покрашенная красной краской пирамида со звездой. На другой – цементный, с проглядывающей тут и там галькой, крест.

– Редко я к вам, мама с папой, заглядываю, – вздохнул дед, снимая фуражку. – И приехал вон когда, а всё никак. Всё дела.

Ребята с дедом присели на скамейку у решётки. У лиц тучами гудели комары. Знай успевай отмахиваться да хлопать по ногам и шее.

Молча посидели несколько минут. Поотгоняли комаров. Встали и побрели к выходу. И всё молча.