Константин Курбатов - Чуть-чуть считается

В комнате сделалось тихо и как-то неуютно.

Тишину нарушила мама. Она сказала:

– Вы меня, папа, не совсем правильно поняли. Все знают, что вам положена квартира вне очереди. И вам её, разумеется, дадут. И разумеется, даст не Агафонов, а государство. Но ордер-то на квартиру подписывает всё-таки Агафонов, а не государство. Поэтому личные контакты с нужным человеком, уверяю вас, никогда никому не помешают.

Дед хотел что-то возразить маме, но бабушка ему не позволила. Хотя дед, судя по его виду, очень даже хотел возразить.

Только ведь дед всю жизнь прослужил в армии и, конечно, лучше разбирался там в порядках, чем здесь. А здесь наверняка лучше разбиралась мама. Потому что ордер на квартиру, ясное дело, подписывает не государство, а Любин папа. Тот самый папа, дочку которого Витя стукнул по голове портфелем. Стукнул и, естественно, сразу утратил с ней личные контакты.

Вот о чём сидел и думал Витя. И ещё он тоскливо думал о том, что теперь, хочешь не хочешь, а нужно срочно мириться с Любой.

И Витя принял такое решение: завтра же утром совершенно случайно выскочить вместе с Любой из парадной. Выскочить и сказать: «Извини меня, пожалуйста, Люба. Я больше не буду стукать тебя по голове портфелем. Честное слово, не буду».

Проснувшись на другой день утром, Витя сразу вспомнил о своём решении помириться с Любой.

Завтраком Витю накормила на кухне бабушка. Мама ещё спала. Остатки вчерашнего салата и торта показались Вите вкуснее, чем вчера. Бабушка повязала Вите отглаженный пионерский галстук и причесала волосы.

– Вот и славно, – сказала она.

– Я побежал, ба! – крикнул Витя. – Мне сегодня прямо совершенно некогда! Мне сегодня нужно пораньше в школу!

Притянутая тугой пружиной дверь на нижней площадке открывалась с трудом. Витя подналёг на дверь плечом и вылетел на улицу. Концы пионерского галстука развевались у Вити на груди, как язычки весёлого пламени.

Над Вознесеньем голубело по-утреннему свежее небо. Клумба между домами полыхала красным цветом. Это распускались ранние тюльпаны. Политая из дворничьего шланга земля была чёрной. Чистый асфальт дорожек отблескивал мокрым глянцем. А с края клумбы торчала дощечка с надписью: «По газонам не ходить!»

Поискав глазами, где лучше спрятаться, Витя побежал к соседнему дому и притаился там за углом.

Ждать Вите пришлось недолго. Вскоре из парадного появилась и Люба с портфелем.

– А, это ты, Агафончик, – небрежно и в точном соответствии с задуманным планом сказал Витя, выходя из-за угла. – Ты что, Люба, в школу идёшь? И я вот тоже – в школу.

Неожиданное появление Вити и его слова не вызвали у Любы ни возмущения, ни протеста. Люба лишь пхикнула и спокойно, будто несколько дней назад ничего и не произошло, позволила Вите идти рядом с собой. По крайней мере, не прогнала.

Обстановка складывалась удачно. И поэтому дальше Витя должен был сказать: «Извини меня, пожалуйста, Люба. Я больше не буду стукать тебя портфелем по голове». Но вместо этого Витя совершенно неожиданно для самого себя сказал:

– А я сейчас, Люба, торт ел. У нас ещё с вечера остался торт. Большущий прямо кусок! Во!

– Пхи-и! – засмеялась, будто чихнула Люба. – Подумаешь, торт!

– Как это – подумаешь? – сказал Витя. – Вовсе и не «подумаешь»! К нам дедушка вчера приехал, полковник военно-морской минно-торпедной авиации. У тебя небось нету такого дедушки, а у меня есть. И мама купила вчера большущий торт. Вернее, даже позавчера. Он в холодильнике лежал. И ещё у нас «Апельсиновый» лимонад был. Каждому по бутылке.

– И ты поэтому подкарауливал меня за углом? – поинтересовалась ехидина Люба. – Только поэтому? Специально, чтобы похвастать?

Что Любе на такое ответишь? Она словно почувствовала, что Витя поджидал её не просто так. И ей, наверное, было интересно узнать, зачем он её поджидал. Но Витя ей ничего не стал объяснять. Он вслед за Любой спускался по ступенчатому тротуару с Вознесенья и задрав голову, смотрел в небо.

Насмотревшись в умытое небо, Витя сказал:

– Сегодня, Люба, наверное, опять жарко будет.

– Пхи-и! – фыркнула Люба. – Чего это с тобой сегодня, Корнев? Какой-то ты странный сегодня. Может, тебя, Корнев, совесть заела?

– Ага! – обрадовался Витя. – Точно, совесть! Это потому, Люба, что я тогда треснул тебя по голове портфелем. Но вообще-то я тебя совсем легонько треснул. Знаешь, как можно было треснуть! Если изо всей силы! Можно так треснуть, что даже голова продавится.