Сьюзан Кулидж - Что Кейти делала

— Это совсем как во сне или в сказке, — сказала Кейти, когда они отъехали от лондонского вокзала в четырехколесной наемной карете. — Это действительно мы и это действительно Лондон. Подумать только!

Она выглянула в окошко экипажа. На глаза ей не попалось ничего, кроме серого неба, покрытых слякотью тротуаров и длинных рядов самых обыкновенных кирпичных и каменных домов. Это мог бы быть с тем же успехом Нью-Йорк или Бостон в туманный день, но, на ее взгляд, имелось тонкое отличие, делавшее все предметы здесь непохожими на подобные предметы дома, в Америке.

— Уимпол-стрит! — вдруг воскликнула она, заметив вывеску с названием улицы на углу. — В «Мэнсфилд-парке» note 103это улица, на которой «поселилась и открыла для гостей один из лучших домов» Мария Бертрам, после того как вышла замуж за мистера Рашуэрта. Подумать только — увидеть Уимпол-стрит! Как это забавно!

И она с любопытством выглянула, чтобы увидеть эти «лучшие дома», но все постройки на улице оказались неинтересными и старыми. Кейти подумала, что даже лучший дом, какой здесь можно увидеть, не из тех, что может примирить честолюбивую молодую женщину с присутствием скучного мужа. Кейти пришлось напомнить себе, что мисс Остин писала свои романы почти сто лет назад, что Лондон — «растущий» город и что все, вероятно, очень изменилось с тех давних пор.

Еще большая «забава» ждала их, когда они прибыли в «Баттс» и навстречу им медленно и плавно вышла хозяйка гостиницы, точно такая, с какими они часто встречались в книжках, — старая, улыбающаяся и румяная, с высоким кружевным чепчиком на голове, в шелковом платье в цветочек, с золотой цепочкой и скромно сложенными на черном парчовом переднике толстыми руками в митенках. Уже только ради того, чтобы взглянуть на нее, стоило пересечь океан, — так объявили они в один голос. Их отправленная заранее телеграмма была получена, и в гостинице для них были готовы комнаты с ярким огнем в дымящихся каминах. Стол был накрыт к обеду, и приятный, церемонный старый официант с белым галстуком, вышедший, казалось, из той же книжки, что и хозяйка гостиницы, ждал, когда прикажут подавать блюда. Все было выцветшим и старомодным, но очень чистым и удобным, и Кейти пришла к выводу, что в целом Годфри Перси поступил бы вполне разумно, если бы отправился в «Баттс», и что ему не было лучше в той гостинице, где он остановился.

Первая из «достопримечательностей Лондона», какую увидела Кейти, явилась к ней на следующее утро, еще прежде чем она вышла из своей спальни. До нее донесся звон колокольчика и странный, писклявый голосок, произносивший речь, в которой она не могла разобрать ни единого слова; за этим последовал смех и громкий крик, как будто что-то очень позабавило нескольких мальчиков. Все это возбудило ее любопытство, и, постаравшись как можно скорее кончить одеваться, она подбежала к окну гостиной, откуда видна была улица. Под окном собралась довольно большая толпа, а в центре ее был высоко поднятый на шестах странный ящик с красными занавесочками, раздвинутыми в стороны и перевязанными ленточками так, чтобы образовалась миниатюрная сцена. На этой сцене двигались и горланили марионетки. Кейти в один миг поняла, что видит первое в своей жизни уличное представление «Панч и Джуди»! note 104

Ящик и толпа начали удаляться. Кейти в отчаянии бросилась к Уилкинсу, старому официанту, который в это время накрывал стол к завтраку.

— Пожалуйста, верните этого человека! — сказала она. — Я хочу посмотреть, что он показывает.

— Какого человека, мисс? — удивился Уилкинс.

Когда он подошел к окну и понял, что имеет в виду Кейти, его чувству приличия был, похоже, нанесен тяжкий удар. Он даже решился на увещевания.

— Я не стал бы делать этого, мисс, на вашем месте. Эти Панчи — вульгарный сброд, мисс. Их следовало бы вообще запретить — право же, следовало бы. Благородные люди, как правило, не обращают на них внимания.

Но Кейти не заботило, что делают или чего не делают благородные люди, и она настояла на том, чтобы Панча позвали обратно к гостинице. Уилкинсон был принужден отказаться от своих возражений и, поступившись чувством собственного достоинства, пуститься в погоню за предметом своего отвращения. Эми, с развевающимися волосами и держа в руках Мейбл, тоже выскочила из своей комнаты; и они с Кейти получили истинное наслаждение от представления, со всеми его хорошо известными сценками — а возможно, и с несколькими новыми, так как хозяин вертепа был, кажется, вдохновлен бурными восторгами трех новых зрительниц, смотревших на него из окон первого этажа. Панч поколотил Джуди и украл младенца, а Джуди в отместку стукнула Панча, и пришел констебль, и Панч обманул его, и палач, и дьявол появились в надлежащее время, и все это было замечательно, и, по словам Кейти, «именно так, как она и надеялась, это будет, и вполне возместило обманутые надежды на оладьи».