Софья Заречная - Орленок

— Вы хотите сказать, что я скучно веду занятия? — обиженно поджала губы Марья Ивановна.

Александра Николаевна с удивлением взглянула на нее.

— Я имела в виду, не вас, а себя. Для меня Шура Чекалин как барометр.

— Он часто скучает на уроках не по вине преподавателя, — примирительно заметила руковод восьмого класса Анна Леонтьевна. — Он быстро все схватывает, и пока преподаватель разжевывает урок другим, ему становится скучно, и он начинает шалить. Я посоветовала ему заняться фотографией.

Вопрос о Чекалине был исчерпан. Заговорили о молоденькой учительнице истории, назначенной в Лихвинскую школу прямо с вузовской скамьи. Сегодня она должна была дать первый урок, но почему-то запаздывала.

В этот день Шура принес в школу новый фотоаппарат.

— Анна Леонтьевна, взгляните! Мать уже купила мне.

Он с увлечением объяснял учительнице устройство фотоаппарата.

— Вот видишь, как заботятся о тебе родители!.. Так ты даешь слово исправиться?

У Шуры на смуглых щеках проступил румянец.

— Как я могу дать слово? Вдруг забуду, и опять что- нибудь случится… Ведь это будет нечестно. — И, чувствуя, что Анна Леонтьевна огорчена, добавил виноватым голосом: — Ладно, не сердитесь. Я уж постараюсь.

В коридоре продребезжал звонок.

Шура захватил аппарат и убежал в класс. Прошло еще несколько минут, а новая учительница все не появлялась.

— Пойдемте во двор, снимать вас буду, — предложил Шура. — Сегодня освещение хорошее.

— Меня сними!

— И меня!

— Меня, Шурка, меня! — обступили его девочки.

— Всех сниму. Пластинок много. Девчата, во двор!

— А вдруг она придет?

— Погодите, я сбегаю посмотрю.

Шура выскочил в коридор и открыл дверь в учительскую. Там было пусто. Все учителя уже разошлись по классам. Только на краю стола какая-то незнакомая девочка, упитанная и румяная, спешно перелистывала тетрадь.

— Не пришла! — объявил Шура, вернувшись в класс. — Айда во двор!

Ребята кинулись было вон из класса, но в дверях неожиданно возникла фигура директора.

— Что за шум? Почему вы не на месте?

Девочка шла следом за директором. Она была маленькая, с косами на прямой пробор и с быстрыми синими глазами на круглом лице.

— Значит, к нам, — шепнул Шура Володе Кузнецову, — а я думал, в седьмой. Такая маленькая!

— Плохо вы себя рекомендуете вашему новому педагогу, — продолжал директор. — Вот познакомьтесь — Раиса Исааковна, преподаватель истории.

— Г-ггы! — хмыкнул кто-то на задней парте.

— Ну и преподаватель! — пробормотал Шура. — От горшка два вершка.

— Хи-хи-хи! Раиса Исааковна! — втихомолку прыснули девочки.

— Какая там Раиса Исааковна! Просто Райка, — пробубнил Шура.

Мила Воронцова, красная от душившего ее смеха, кашляя и пряча лицо в платок, выбежала из класса.

Новая учительница спокойно выжидала, окидывая ребят быстрыми синими глазами.

— Ну, кончили веселиться? — спросила она наконец. — Теперь давайте работать.

Класс затих.

— Какова! — толкнул Володю Кузнецова Шура.

А новая учительница, раскрыв журнал, начала как ни в чем не бывало делать перекличку.

С этого дня между Раисой Исааковной и восьмым «А» повелась глухая упорная борьба. Молодая учительница спокойно и настойчиво забирала класс в свои маленькие крепкие руки. Ребята упирались, пытались ускользнуть, но это им плохо удавалось.

Труднее всех сдавался Шура. Он никак не мог примириться с тем, что девчонка ростом ему по плечо была педагогом, к которому он должен был относиться с надлежащим уважением.

Приручение началось с чартизма. Учительница увлекательно излагала материал. Шура слушал, подперев кулаками узкий подбородок и не спуская с нее черных глаз. Раиса Исааковна отметила внимание строптивого ученика и усмехнулась, довольная. Шура перехватил усмешку, обозлился и начал возиться под партой со своим аппаратом, с которым никогда не расставался. Он уже давно задумал заснять всех учителей в самой характерной для каждого из них и смешной позе. Почему не начать эту серию сегодня же?

Шура зарядил кассету. Володя Кузнецов помогал ему. На соседних партах шептались и пересмеивались посвященные в проект серии ребята. Чартизм уже никого не интересовал.

Раиса Исааковна недоумевала: все шло так хорошо, и вдруг по непонятной причине урок был сорван.

Два дня спустя, на следующем уроке истории Раиса Исааковна вызывала к доске. Но дисциплина уже не восстанавливалась. В классе стоял смутный гул; две свернутые из газетной бумаги галки, пролетев мимо кафедры и едва не задев учительницу, ткнулись носами в потолок, приклеились к нему и повисли; на партах из рук из руки переходил какой-то предмет, ребята со смехом рассматривали его.