Лидия Чарская - Джаваховское гнездо

Говор голосов и бряцание подков на дворе неожиданно будят всех.

Леила-Фатьма вбегает в горницу со скоростью молоденькой девушки.

— Они за ними приехали. Но не найдут их здесь, клянусь!

Она мечется по кунацкой, как безумная. Ее глаза блуждают. Седые космы выползли из-под чадры.

— Не найдут, не найдут, Курбан-ага! Будь спокоен!

С обычным своим спокойствием поднимается с тахты Курбан-ага. Чьей-то предупредительной рукой зажигается свет в кунацкой. Быстро вскакивают со своих импровизированных постелей друзья аги. Хватаются за оружие спросонок. Но спокойный голос кабардинского князя призывает всех к порядку.

— Должно быть, власти из Бестуди и родственники белокурой гурии. Но я внес уже половину выкупа за невесту! Отнять ее может теперь один Создатель. Пусть каждый из вас скорее вырвет свой язык, нежели заикнется о том, что она под этой кровлей. Или вы не кунаки князя Курбана из Кабарды!

— Только женщины наделены болтливостью, а мы — джигиты! — несется в ответ чей-то уверенный голос.

— Молчи, Махмед. Они здесь.

Сильным движением отбрасывается конец ковра у двери.

На пороге кунацкой появляется первым Ага-Керим. Подле него наиб селения и кое-кто из старших жителей Бестуди, кого старому наибу удалось собрать ночью и убедить ехать на выручку русских детей. И мулла с ними.

За ними княгиня Нина. Ловкая подвижная фигура Селима подле нее. Взрослые заслонили мальчика, так что его не видно.

Но черные, горящие, как уголья, глаза Селима так и рыскают по сакле в надежде увидать Даню и Сандро.

Наиб выступает первый.

Ни жива, ни мертва является Леила-Фатьма перед ним.

— Где дети из Гори? — спрашивает ее сурово наиб.

— Пусть сомкнутся навеки мои очи, если они у меня! — отвечает старуха, блуждая глазами.

— Ты лжешь, колдунья! У нас есть доказательства, что они у тебя! — срывается с губ Ага-Керима.

— Тетя Леила-Фатьма, ради отца своего и моего деда наиба Мешедзе, скажи правду! — выступая вперед, произносит княжна Нина.

Леила-Фатьма вздрагивает, как под ударом хлыста.

— Нина Бек-Израил, дочь моего брата-уруса, христианина, ты опять здесь?

— Ты знаешь, зачем я пришла. Отдай мне Даню. Укажи, где Сандро, и мы оставим тебя в покое.

— Лжешь, уруска. Ты хочешь меня заманить в зеленую саклю, чтобы мучить проклятыми снадобьями и лечить. Лжешь!

— Тетя Леила-Фатьма, опомнись. Желала ли я тебе когда-нибудь зла?

Глаза старой татарки блуждают по горнице. На губах показывается обычная пена. Знакомый припадок безумия охватывает ее.

— Женщина, веди нас туда, где спрятаны дети, — приказывает наиб.

В его голосе столько власти, что ослушаться его нельзя.

Но Леила-Фатьма угрюмо молчит.

Ее взор, взор загнанной волчицы, потуплен.

— Ищите сами. Найдете — ваше счастье, — угрюмо срывается с ее губ.

— Идем.

Наиб с Ага-Керимом и Ниной идут впереди. Курбан-ага с Леилой-Фатьмой за ними. Незаметно проскальзывает между ними тоненькая фигурка Селима.

Остальные ждут в кунацкой.

— Ищите, сакля вся на виду, — усмехается недобрым смешком дочь наиба.

Первая горница — ее. Обставленная по-восточному, небольшая, она сразу охватывается взором. Дальше голубая комната, тафтяная занавеска, осыпанные звездами стены, полумесяцы, арфа в углу, дымок курильниц, вытягивающийся кверху, одуряющий аромат амбры, мускуса и еще чего-то.

— Это ее арфа! Она была здесь!

Нина Бек-Израил задыхается от радостного волнения. Ее бедная девочка, ее сирота-питомица, ее несчастная взбалмошная головка была здесь.

Леила-Фатьма вздрагивает от неожиданности.

«Положительно Аминат с Гассаном на старости выжили из ума: позабыли спрятать арфу и потушить куренья. Злые духи затмили их разум», — думает она и поднимает на племянницу лицо, все искаженное судорогой.

— Ты права, дочь Израила, она была здесь.

— А теперь? — собрав все свои силы, находит возможность спросить Нина и, затаив дыхание, ждет ответа.

— Вчера еще она отправилась в Темир-Хан-Шуру.

— Зачем?

— Играть на арфе.

— Но арфа здесь. Ты лжешь снова!

— Как будто одна только и есть арфа на свете! — Леила-Фатьма улыбается ехидно. Все равно, что ни говори, они не поверят ей.

Там, за тафтяной занавеской значится чуть заметная черточка. Если придавить ее пальцем, откроется дверь, они, враги ее, увидят Даню и Сандро. Но они далеки от истины и не заметят черты. Незаметно она переглядывается с Курбаном-агой. «Спасены», — говорит этот взгляд, злорадный и торжествующий в одно и то же время.