Эмиль Офин - Фронт[РИСУНКИ К. ШВЕЦА]

Пусть руки у неа совсем малы, Пропахли рыбьей чешуей и сеном, Но этими руками неизменно В бригаде накрываются столы.

Никто ничего не понял. Но когда наступило время обеда, обстановка начала проясняться. Дело в том, что Леля Каретникова — натура мечтательная, с заносом в лирику. Когда Лелю назначили директором столовой, она задумчиво вздохнула и сказала: «А помните, мальчики, как я была просто поварихой на полевом стане? Разве ж я вас плохо кормила? — тут взгляд у Лели стал совсем нежным. — Там я и со своим гармонистом-мотористом познакомилась. Вот было времечко — в печи горело, в котлах кипело, а я всё пела и ни с какими наличными деньгами дела не имела, как при коммунизме!» После этого лирического выступления Леля устроила в столовой на главной усадьбе буфет без буфетчицы. На открытой стойке — винегреты, селедка и всякие там бутерброды, везде обозначены цены. Подходи, выбирай, клади, монету в ящик и закусывай себе на здоровье. И талончики на обед там же оторвать можно. «Вы же не подведете меня, мальчики, правда?» — сказала тогда Леля.

Еще бы, нашу Лелю подводить! С тех пор уже прошло больше года, а недоразумений не было. Даже приезжие вели себя прилично. Случалось, сдачи копейки там две-три не подобрать, так лучше лишнее оставишь.

Вот в эту-то столовую пошли мы, как всегда, обедать. Быстро вооружились вилками, ложками, тарелочками с закуской, талонами — все, кроме Васьки. Тот в один угол толкнулся, в другой, а к стойке подходить не решается, смотрит исподлобья на ребят. А на него никто не смотрит: смекнули, в чем дело, поняли Левину политику.

Ну, постоял, постоял Васька, посмотрел, как другие уплетают, не выдержал. Подходит к своему заступнику и сует ему мелочь.

— Возьмите мне, Лев Григорьевич, хотя бы суп…

— Почему один суп? Можете, Василий Трифонович, полный обед взять. Только сами, своими руками.

Так сказал ему Лёва и при этом отправил себе в рот т целую котлету. Васька сглотнул слюну, помотал головой, потом глянул за окно и пошел было к двери, но Лёва вежливо предупредил его:

— Напрасно утруждаетесь, Василий Трифонович, магазин сейчас закрыт. Продавцы тоже люди, вон они сидят, обедают. Лучше выбирайте себе любые деликатесы, например свежеотмороженную треску, что хотите. Елена Осиповна вам доверяет. Прошу.

Но Васька не пошел к стойке. Он сел в угол за свободный столик и просидел так весь обеденный перерыв.

На это просто невозможно было смотреть. Серега Красавин схватил свою полную рисовой каши тарелку и встал было с места, но Лёва посмотрел на него черными ласковыми глазами так, что у Сереги, видно, пропала охота отдавать свою кашу. Впрочем, сам он ее тоже не стал есть и раньше всех ушел из столовой. А тихая Вера, проходя мимо Левиного столика, сказала с ненавистью:

— Ты… ты зверь! Форменный зверь.

Как бы там ни было и как это ни странно, но после того, как вернулись в мастерскую, против Левы немедленно образовалась оппозиция. Когда Васька, кряхтя, потащил со двора длиннющую доску, Сашка Губа подставил под другой ее конец свое железное матросское плечо, а Костя Бондарчук достал из кармана ломоть пирога и молча сунул его Ваське.

Васька ел пирог, отвернувшись к окну. Очень долго ел. Его красные уши как-то странно дергались. А когда он проглотил, наконец, последний кусок, подошел Серега Красавин и дал ему папиросу из общей пачки, которая всегда лежит на подоконнике возле верстака. При этом Серега вызьшающе оглянулся на Лёву. Но тот все красил и красил машину, опять же мурлыча сквозь зубы свои любимые стихи:

А на следующий день в столовой Васька придумал вот какую штуку: едва мы приблизились к буфетной стойке, как он прошмыгнул вперед и торопливо пробормотал:

— Отрываю себе треску и борщ, стоит тридцать копеек, вот смотрите, Лев Григорьевич, кладу две по пятнадцать.

Васька получил свой обед и направился было к Ле-виному столику, но там все места оказались уже заняты. И хотя за другими столами возле наших ребят стояли свободные стулья, Васька пошел на свое вчерашнее место в углу и там в одиночестве пообедал.

Да, не легко было парню в то время. Ребята, может, и жалели его, но чтобы взять вот так сразу и поверить — это уж шалишь! Правда, никто этого не показывал, но он-то ведь сам понимал, наверно, знает кот Васька, чье мясо съел.

И особенно туго пришлось ему в день получки. Лёва, как всегда, принес из бухгалтерии деньги в своей фуражке с «морской капустой», положил фуражку и ведомость на подоконник и объявил: