Элинор Портер - Возвращение Поллианны

— Кое-что немножко, — озорная искорка промелькнула вдруг у нее в глазах.

— Ну вот, видите, какая вы молодец! Наверно, никто другой не разобрался бы во всей чепухе, которую я нагородила. Наверно, тетя Полли еще согласилась бы иметь автомобиль, но только чтобы он был один такой на земле, ни на что не похожий… Ух, сколько домов! — воскликнула Поллианна, восторженно озираясь вокруг. — Но впрочем, даже для тех людей, которых мы видели на вокзале, уже нужно много домов, а если прибавить тех, кого мы видели на улицах…

— А сколько еще у каждого из них знакомых! Это здорово. Я люблю людей. А вы?

— Людей?

— Да, всех вместе и каждого порознь.

— Нет, Поллианна, я не могла бы о себе этого сказать, — холодно и, чуть наморщив лоб, проговорила Руфь Кэрью.

Искорка погасла у нее в глазах. Теперь она смотрела на девочку недоверчиво. «Вот уже первое нравоучение, — думала она про себя, — ты помнишь, о чем я тебя предупреждала, сестричка?»

— Жалко, что вы нет. А я да, — вздохнула Поллианна. — Они все очень интересные и совершенно разные. И вот здесь их такое множество — интересных и разных. Вы не представляете себе, как я рада тому, что я здесь. Я сразу так обрадовалась, когда узнала, что поеду в гости к родной сестре мисс Уэтербай. Я ее люблю и сразу решила, что полюблю вас. Сестры обязательно бывают похожи, даже если они не близнецы, как были у нас миссис Джонс и миссис Пек: у них все было похоже, за исключением бородавки. Но вы не знаете, что я имела в виду. Вот я вам сейчас расскажу.

И миссис Кэрью, оградившая себя непроницаемой броней от всяких нравоучений и проповедей, поймала себя на том, что внимательно слушает историю бородавки на носу у миссис Джонс из «Женской помощи».

Под конец истории лимузин повернул на Федеративную авеню, и Поллианна начала вслух восторгаться этой красивой улицей с двориком посередине.

— После тех узеньких улиц здесь такой простор! Наверно, всем бы хотелось тут жить! — заключила она с пафосом.

— Да, наверно. Но едва ли это возможно, — заметила миссис Кэрью и вскинула при этом брови.

Поллианна решила, что ее заподозрили в алчном желании стать обитательницей дома на этой улице, и поспешила поскорее рассеять подозрения.

— Да конечно же, нет! И потом узкие улицы в чем-то даже и лучше. Не надо бежать сквозь поток машин за яйцами и содой. А то ведь можно погибнуть или покалечиться, как я покалечилась… Как, это вы здесь живете? — Машина в этот момент остановилась у парадного входа. — Вы здесь живете, миссис Кэрью?

— Ну конечно, — не без раздражения ответила Руфь.

— Как же это замечательно — жить в таком удивительном месте! — воодушевленно восклицала Поллианна, соскочив на тротуар и осматриваясь. — Вы очень счастливая!

Миссис Кэрью не отвечала. Хмурая, неулыбающаяся, она отошла от лимузина.

Поллианна вновь подумала, что она что-то сказала не так, и принялась вносить поправки.

— Я ведь не имею в виду такое счастье, в котором есть греховная гордыня, — объясняла она, с тревогой глядя на миссис Кэрью. — Мне тетя Полли тоже говорила, что грешно все время радоваться. Но я говорю не про такую радость, что вот у других этого нет, а у тебя есть. Бывает другая радость, когда хочется кричать, сходить с ума, хлопать дверями, даже делать недозволенные вещи, — она стала подниматься и опускаться на цыпочках, прихлопывая в ладоши.

Машина отъехала. Миссис Кэрью, по-прежнему безучастная и хмурая, направилась к своему дому.

— Идем, Поллианна, — были единственные ее слова.

Через несколько дней Делла Уэтербай нетерпеливо вскрывала конверт письма, пришедшего от Руфи. С тех пор как Поллианна обосновалась в ее доме, это была первая весточка.

Милая сестра,

не знаю, кто тебя надоумил навязать мне эту малышку. По временам я дохожу до бешенства и просто ума не приложу, как от нее отделаться. Я раза три готова была отправить ее к тебе или в этот самый Белдингсвилъ, где ее все так любят и уж, конечно, не оставили бы без внимания в отсутствие тети Полли. Но едва я раскрывала рот, как она сразу принималась рассыпаться в благодарностях, говорить, как ей здесь хорошо, какое для нее счастье жить со мной и какая я добрая, что согласилась ее взять на то время, пока тетя Полли гостит в Германии. Ну скажи на милость, как могу я после таких ее слов взять и объявить: «Собирай вещи и прочь отсюда!». И что самое невероятное, ей, кажется, и впрямь не приходит в голову, что я терплю ее через силу, что она мне не нужна.

Разумеется, если она начнет назидать и диктовать, сколько молитв я должна читать утром и вечером, — тогда уж я непременно отправлю ее на все четыре стороны. Я тебя об этом предупреждала с самого начала. Иногда мне кажется, что она затевает какую-то проповедь, но всегда в конце концов она переключается на какую-нибудь забавную историю про эту свою «Женскую помощь». Может быть, это просто обходной маневр — чтобы не навлечь на себя гнева? Господи, неужели ей и правда у меня нравится?