Галина Демыкина - Птица

У Тамары молодой — моложе ее — муж, и она боится потерять его.

— Знаешь, как говорится: брат любит сестру богатую, а муж — жену здоровую.

Изуродованная болезнью, она тихонько плачет по ночам. А утром встает ясная.

— Ну, — говорит она сонной Люське, — как ты думаешь, что сейчас делают эльфы?

— По-моему, еще спят, — бормочет Люська и сразу поднимается.

И они с Тамарой, наскоро помывшись, шагают по безлюдным аллеям, вдоль больничных корпусов.

— Люсек, ты — очаровательное создание. Ты должна — понятно тебе? — должна быть чертовски счастлива.

— Да, очаровательное! У меня ноги некрасивые.

— Не болтай. Тебя это ничуть не тревожит. Ты просто прикидываешься. А потом, у эльфов не бывает спортивных ног, а? — Тамара смеется.

И Люська тоже. Просто оттого, что ей тепло и уверенно с этой женщиной, которая раз, всего лишь раз и только ей одной поведала о своем горе и больше о себе — никогда. Разве если что-нибудь смешное.

Больничный быт. Беседы о болезнях, странное тщеславие: чья хворь опасней. Люся привыкла. Но внутри сидит живучий бесенок, он уже прыгает, весело подбрасывая лапки, — ничего, мол, обошлось! Жив! Жив! Люся немного пригибает голову, чтобы не выглядеть вызывающе веселой.

Часа в четыре в парк прибегает Миша Сироткин. Он рассказывает о дворовых новостях, о том, кто и куда готовится, и что ей по справке о болезни выдадут аттестат без экзаменов — не зря она хорошо училась! Они болтают минут двадцать, потом Люся говорит:

— Ну, Миш, мне пора, а то заругают.

Она всегда говорит так, потому что знает: когда они переберут все новости и немного посмеются Люськиным рассказам о нянечках и соседях из мужской палаты (ох, мужчины болеют всласть, с преувеличением!), тогда вдруг станет не о чем говорить. Она не дожидается этого, ей не хочется никакой жесткости, никакого напряжения. Она благодарна Мише Сироткину, что он приходит, что не отрекся от нее, несмотря на стоны матери: «Инвалида берешь! Сам говорил — болезнь неизлечимая». О, Люська знает эту женщину! Да и соседки пришли навестить, рассказали про шумные — на весь двор — скандалы и обсуждения.

Ей дорога Мишина похвала. «Таких девчонок, — сказал он, — больше на свете нет! Мне Алексей говорил, как ты чуть не помирала, а смеялась, когда его с врачом спутала. Алексей — человек. Я бы с ним дружить мог, да он, видно, не хочет, обходит меня».

Люся слушает и складывает его слова в сундучок памяти. У нее теперь всегда в запасе радостная перспектива: расскажу Алешке. Ах, кто бы знал, как это счастливо, когда все, все, что есть ты, интересно другому!

Сергей бывает редко. Готовится к экзаменам. Он исхудал, стал серьезен и даже строг. Он не спрашивает, как она себя чувствует. Сам рассказывает много и интересно, и Люсе кажется, что он заранее готовит эти рассказы. А она почему-то устает от них и быстро забывает.

Мама плакала. Ее слезы Алексей видел впервые. И, надо сказать, она этими слезами что-то проигрывала. Такая крупная, красивая женщина, твердая походка которой соответствует характеру, не должна распускаться. Алексей привык верить в ее справедливость и правоту и теперь не мог стряхнуть с себя неприятного удивления. Почему, в самом деле, надо спасать его от Люськи, от забот, его личных забот, которыми он никого не отягчает?

И в результате — они сидят на маминой тахте, совершенно отчужденные, стараясь не встретиться взглядами.

— Мама, — говорит он и сам слышит в голосе нотки раздражения. — Ну поверь, что от школы я не отстану, что к университетским экзаменам готовился всю зиму и эти несколько дней не решают!

— Как это не решают? Теперь каждый час решает!

— А ты бы хотела, чтоб я…

— Обойдись без демагогии. Я бы хотела простого благоразумия. Слишком многое ставишь на карту.

— Но я же занимаюсь, о чем разговор-то? О чем?

— Ты подрываешь здоровье, сидя за книгами по ночам. Неужели она не понимает, что…

— Мама, перестань.

— Не могу перестать.

— Мы поссоримся!

Она смотрит укоряюще. У нее очень светлые, такие, как у Алексея, глаза. Это почти непостижимо, как точно переносится от одного человека к другому цвет, разрез, манера вглядываться. Ведь если такое сходство внешне, думает Алексей, то, согласно одной из психологических теорий, и сущность должна походить. Так, собственно, и было всегда, а сегодня одна внутренняя жизнь будто отрицает, зачеркивает другую. К чему же тогда это сходство, эта видимая одинаковость?

У Алексея не было навыка ссор и объяснений. Чаще всего его просили о чем-то, и он исполнял, слушался, потому что просьбы и требования бывали справедливыми. Но сегодня он должен, должен доказать свою правоту!