— Ты слишком торопишься, дочка, — объяснил ей папа.
Анна широко раскрыла глаза. Выходит, иногда полезно быть медлительной?
За три дня до начала занятий в школе очки были готовы. Посаженные на горбинку носа, они напоминали две круглых луны. Как же ей хотелось сдёрнуть их и зашвырнуть в дальний угол! Она недоверчиво взглянула через очки.
В ту же секунду на маленьком насупленном личике появилось совершенно новое выражение — смесь изумления и восторга. Она увидела мир, которого никогда раньше не замечала.
— Ты похожа на сову, Анна, — заявила Фрида, в общем-то не имея в виду ничего плохого.
Выражение изумления и восторга вмиг слетело с лица Анны. Она отвернулась и протопала вверх по лестнице в свой альков, куда никто не мог войти без разрешения. Через пару минут наверху появился папа.
— Как они тебе нравятся? — тихо спросил он.
Девочка уже готова была во всём признаться. Ей хотелось сказать, что она понятия не имела о морщинках у него вокруг глаз. Она видела голубые глаза, но и не догадывалась, какие они яркие и блестящие.
Но тут Анна вспомнила насмешки сестры. До чего же ей ненавистны эти насмешки!
— И что, папа, теперь я должна всегда их носить? — пробурчала она.
Папе было её страшно жалко, но всё же он кивнул.
— Ты должна их носить всё время, не снимая, и чтобы никакого баловства, — строго сказал он.
Анна слегка покраснела. Нехорошо обманывать папу, но слишком трудно объяснить, как всё вокруг изменилось. А вдруг и папа не поймёт? Она сама с трудом понимала, что же произошло.
— Ладно, — выдавила из себя девочка.
Чтобы утешить дочку, папа положил ладонь на макушку склонённой головы. Она вывернулась у него из-под руки.
— Хочешь пойти со мной в магазин? — спросил он.
Анна кивнула и глухим голосом произнесла:
— Я ещё побуду здесь минутку. Ты иди вниз, ладно?
Эрнст Зольтен совсем уже было собрался уйти, но тут повернулся, чтобы поцеловать дочку.
— Ты к ним скоро привыкнешь, Liebling, [16] Любимая (нем.).
— попытался он утешить её. — Просто подожди немного.
Анна чувствовала, что у неё горят щёки, и рада была, что в алькове темновато.
Когда отец ушёл, она выставила вперед правую руку и стала её разглядывать. Пошевелила пальцами, сосчитала их. Даже в неярком свете все пять отчетливо видны. Девочка уставилась на ногти, блестящие, с маленькими полукруглыми лунками, наклонилась, разглядывая красное шерстяное одеяло. Оказывается, оно всё в шерстинках, и ей видны эти шерстинки, сотни шерстинок.
Куда бы она ни смотрела, куда бы ни поворачивалась, всё вокруг было такое новое и непривычное, такое замечательное.
Наконец, одна и в полной безопасности, Анна позволила себе улыбнуться.
— Анна, поторапливайся! — раздался мамин голос.
Анна натянула второй чулок — длинный коричневый чулок, крепившийся подвязками к широкому тяжелому поясу — и взялась за приготовленную мамой нижнюю юбку. Ей уже было жарко. Большие штаны, доходящие до колен, пояс и подвязки, ненавистные шерстящие чулки в резинку, а теперь ещё и нижняя юбка.
Мама отдёрнула занавеску, отделяющую альков.
— Поторапливайся, — повторила она.
Анна надела белую блузку и застегнула пуговицы. Блузка едва сходилась на ней.
— Слишком быстро растёшь, — вздохнула мама.
Анна тоже вздохнула. Хорошо бы остановиться и больше не расти. Знать бы только, как это сделать. И так уже слишком большая. Ей чуть-чуть полегчало, когда она потянулась за новым платьем-туникой.
— К новому учебному году нужно хоть что-то новое, — решил папа.
Раньше каждому полагался полный комплект новой одежды к первому школьному дню, но теперь — дети уже привыкли — всё по-другому.
Гретхен попросила жёлтую блузку, на её фоне светлые волосы девочки отливали золотом. Мальчики выбрали по паре новых брюк. Они важно расхаживали по дому — новые брюки поскрипывали на ходу. Руди забыл, что он старший, и ничем не отличался от Фрица. Фрида и Анна получили по новому платью-тунике.
— Какая гадость, — возмущалась Фрида, — скучное и безобразное, точь-в-точь школьная форма.
— Оно тебе идёт, — мама даже не посмотрела в сторону нарядных, но куда более дорогих платьев. — Тут хороший запас, подол можно отпустить, и материал такой крепкий. Будет служить вечно.
Фрида застонала, мамины слова звучали убийственно.
Читать дальше