Джин Литтл: Неуклюжая Анна

— Только бы это был папа, — отчаянно шептала Анна, пытаясь открыть тяжёлую дверь. — Только бы это был он!

Помчаться бы сейчас вниз, но ступеньки такие неровные. Она уже не раз падала с них вверх тормашками — весьма неподобающий способ встречать папу, приземлившись к его ногам с кучей свежих синяков. Добравшись до подножья лестницы, девочка побежала — вот она уже совсем близко, это и в самом деле он.

— Папа, папа, — обхватив отца за талию, прямо повиснув на нём, восторженно завопила Анна и тут же отпрянула назад. Она, Анна, никогда не хватала людей вот так, прямо посреди улицы, где каждый мог видеть. Но папа уронил портфель, крепко обнял дочь, и сразу стало ясно — пусть целый свет видит, ему и дела нет.

— Отпусти, отпусти. Ты мне кости переломаешь, — наконец с трудом выдохнула Анна.

Он рассмеялся и разжал руки. Девочка тут же кинулась поднимать портфель и обтирать его подолом платья, чтобы вернуть папе чистым. Пришлось низко склонить голову, чтобы отец не заметил, как она вся сияет — ей удалось его встретить, он так крепко её обнял. Но папа всё равно догадался, большой ладонью поймал её ладошку, и вот, рука в руке, они направились к дому.

— А где все остальные? — спросил отец.

Анна нахмурилась. К чему это всегдашнее беспокойство о старших братьях и сестрах? Ясное дело, папе невдомёк, что из-за остальных Анне никогда еще не удавалось встретить его одной. Гретхен или Руди, Фриц или Фрида, а то и все четверо всегда оказывались рядом.

— Они перессорились из-за того, что сегодня случилось в школе, — объяснила девочка. — Но я сидела на подоконнике и заметила тебя издали.

Она старалась передвигать ногами как можно медленней, ей хотелось подольше побыть с ним вдвоём.

— А что случилось в школе? — спросил отец и отпустил её руку. Они остановились — папе хотелось узнать, в чем дело. Сама того не замечая, Анна потянулась и дёрнула себя за хвостик тоненькой косички. Она так часто делала, когда волновалась.

— Не надо, Анна, — попросил папа. — Сейчас расплетётся.

Но было уже поздно. Девочка взглянула на зажатую в кулаке мятую ленточку. Как часто мама умоляла её оставить волосы в покое. Как часто она про это забывала.

— Может, мне удастся поправить дело, — предложил папа. — Давай, во всяком случае, попробуем.

Анна повернулась спиной и через плечо протянула папе ленточку. Тот неловким движением попытался поймать разваливающийся хвостик косички. Да, мама права, это действительно трудно. Прядки волос ускользали из рук. Наконец Анна зажала конец косички и папе удалось завязать кривоватый бантик где-то в серединке. Результат ему не понравился. Он даже не попытался переплести косичку, и теперь волосы совершенно запутались. Анна не хуже него знала, что получилось, но ей было всё равно. Даже только что заплетённые мамой косички держались недолго, не то что гладкие, блестящие, толстые косы Гретхен.

— Ты спросил про школу, папа, — напомнила Анна.

Папа тут же забыл про её волосы.

— И что же там случилось?

На мгновенье Анна задумалась. На самом деле история была не её, а Гретхен, но у Гретхен и у всех остальных всегда было полным-полно историй. Ей, Анне, нечего рассказать, кроме того, как трудно приходится в классе у фрау Шмидт. Как бы там ни было, Гретхен сама виновата — не уследила, что папа уже пришёл.

— Мы все собрались в актовом зале, — Анна с головой нырнула в рассказ. — Мы всегда собираемся в актовом зале перед началом уроков и что-нибудь поём. Нам разрешается выбрать пару песен. Старшим детям разрешается. Сегодня утром была очередь Гретхен выбирать, и она попросила спеть "Мои мысли так вольны". Вся школа знала слова, кроме самых маленьких. В моём классе я одна знала все слова.

Она на минутку замолчала, гордая тем, что знала слова, ей припомнился день, когда папа научил её этой песне — ей тогда было только пять. Он объяснял значение каждого слова, покуда она не поняла, а потом они вышагивали вместе, распевая "Мои мысли так вольны". [1] "Мои мысли так вольны" — немецкая народная песня протеста, уходящая корнями в крестьянские войны 16-го века, была запрещена в нацистской Германии.